Царь мира

Как ни пытался Сергей унять иронию в голосе, это ему не удалось.

— Не только, вообще. Это касается наших отношений.

— Я не знаю, Алина, может, приду. А о чем ты хотела поговорить? По телефону нельзя?

— Лучше увидеться.

— Хорошо, я постараюсь.

— Ну ладно, я побежала, у нас перерыв кончился. Я из кабинета Эдика звоню. Пока.

Сергей положил трубку и задумался. Потом повторил медленно: «Это касается наших отношений». Ему вдруг стало не по себе. Его вполне устраивали их отношения, хотя об их прочности не стоило говорить. Он знал Алину и прекрасно понимал, что все это временно.

Они вместе учились в школе: Алина, он и трое его друзей — Эдик, Алексей и Илья. И все четверо были в нее влюблены. Потом она уехала поступать в театральное училище, Эдик подался за ней и выучился, как ни странно, на режиссера, хотя приятели весьма скептично относились к способностям этого увальня. Но он любил Алину — наверно, это было более серьезное чувство, чем у троих его друзей. Алексей работал в угрозыске и был теперь примерным семьянином и отцом двух пацанов, Илья тоже был женат, обитал в каком-то НИИ, но — для души — пытался писать картины и пьесы. И то и другое получалось довольно сносно для их городка, и одну из его пьес Эдик даже поставил в театре. Впрочем, особого успеха она не имела. Сергей насмешливо сказал тогда, что неважную пьесу может спасти талантливый режиссер, а плохого режиссера иногда спасает отличный текст, но симбиоз двух посредственностей неплодотворен. Сам Сергей стал журналистом и работал в местной газете. Он оставался холостяком.

Вечер понедельника — это было их время, его и Алины. У обоих выходной день, и, как правило, они проводили его вместе. Так продолжалось уже несколько месяцев, почти год, и теперь это стало привычкой, но отказаться от нее Сергею было бы мучительно трудно. И теперь, почувствовав в словах или даже в интонациях Алины угрозу каких-то перемен, да еще осознав необходимость выходить из теплой квартиры, тащиться в театр, терять драгоценные свободные часы, Сергей разозлился. Он понимал, что вечер уже испорчен и что без веских оснований Алина не стала бы этого делать. Что-то произошло. С минуту колебался: может быть, плюнуть на все, обидеться, завалиться на диван, втайне ожидая, что она все же придет? Но профессиональная привычка выведывать и торопить события взяла верх.

Вечер был прохладным. Сергей накинул ветровку, вышел на лестничную площадку, запер дверь. И, как уже много раз, опять подумал о стереотипности всех своих действий. Рутина разъедала душу, но не было сил, а главное, и особого желания вырваться. Да и как? Денег хватало лишь на бытовые нужды, даже к отпуску не удавалось скопить мало-мальски приличную сумму. И он знал, что не может позволить себе такую женщину, как Алина. Это просто удача, везение. Около нее постоянно увивались нувориши с самыми заманчивыми предложениями, и Сергей понимал, что ее гордости вряд ли хватит надолго. В конце концов она его не любит, и рано или поздно найдется некто, чье богатство прямо пропорционально душевным и физическим достоинствам.

Вахтер в театре знал Сергея и пропустил его, царственно махнув ладонью.

* * *

Зал был пуст, только директор театра Евгений Сергеевич Батанов сидел в партере в третьем ряду. Сергей подсел к нему, они пожали друг другу руки, и Сергей шепотом спросил: «А где Эдик?» Батанов кивнул в сторону ложи, прилегавшей к сцене, и Сергей увидел в ней Власова. Тот сидел вполоборота к нему, уставившись на сцену. То, что увидел там Сергей, немало изумило его. Три балерины стояли рядышком, чуть поодаль от них в длинном черном платье, с гордо вскинутой головой — Алина, у противоположного края сцены, уперевшись в пол бутафорским мечом и ссутулившись, застыл Медведев, один из ведущих актеров театра. Неподалеку от него, в глубине сцены, стояло пианино, и за ним сидел Давид Каган, лучший, а вернее, единственный городской композитор.

— Попробуйте еще раз, — сказал Власов незнакомым Сергею резким и пронзительным голосом. — Входит Макбет.

Каган повернулся к клавиатуре, и зазвучал негромкий вальс. Медведев выпрямился, вложил меч в ножны и тяжелой поступью прошел на середину сцены.

Макбет. Чем заняты, ночные вы чертовки?

Все. Нельзя назвать.

Макбет. Откуда бы ни шли

Познанья ваши, я вас заклинаю

Тем, что творите вы, ответьте мне.

Пусть ваш ответ повалит колокольни,

Утопит в океане корабли,

Прибьет хлеба поднявшеюся бурей,

Деревья с корнем вывернет в лесах,

Обрушит крыши замков на владельцев,

Пускай перемешает семена

Всего, что существует во вселенной,

Ответьте все равно на мой вопрос!

Первая ведьма. Так спрашивай.

Вторая ведьма. Задай вопрос.

Третья ведьма. Ответим.

Первая ведьма. Ты хочешь знать ответ из наших уст Или от высших духов?

Макбет. Пусть предстанут.

Первая ведьма. Кровь свиньи, три дня назад Съевшей девять поросят, И повешенного пот На огонь костра стечет.

В с е. Мал ли ты или велик, Призрак, покажи свой лик[1].