Царь нигилистов 2

Подзащитный Леша. Это не тот Леша, который военный, а тот, который политзэк и историк. Леша-военный был по экономике, а Леша-историк — по политике.

Так вот, Леша-историк был верующий и прихожанин одного из чудом сохранившихся в Москве либеральных приходов отца Алексея Уминского. Собственно, линия защиты заключалось в том, чтобы притащить на суд по мере пресечения побольше журналистов (тогда еще существовали оппозиционные издания) и побольше священников, чтобы последние написали поручительства. И священников пришло человек пять.

Параллельно искали записи с камер видеонаблюдения, чтобы доказать алиби. Собственно, Леше вменяли организацию массовых беспорядков. Записи нашлись, и как дважды два доказывали, что не было не только беспорядков, но и Леши на них.

Саше хотелось верить, что сыграли именно записи, хотя российское правосудие, особенно по политическим делам, уже тогда представляло собой некий черный ящик с непредсказуемой реакцией на внешние раздражители.

В общем, Леша-историк отделался двумя месяцами «Матросски», что Саша считал своей чистой адвокатской победой.

Но загрузить защитника православием Леша-историк успел. Хотя и мало.

Это четвертое.

Леша-военный, как это ни удивительно, тоже был верующим и, кроме много всего военного, когда-то окончил католический Институт Фомы Аквинского в Киеве. В тюрьму он вообще не попал, поскольку вовремя свалил в Незалежную.

Но загрузить защитника успел.

Саша даже знал, что такое филиокве. Непреодолимое и коренное отличие католического символа веры от православного заключается в том, что католики считают, что святой дух исходит от Отца и Сына, а православные — что от Отца через Сына. Само собой, последние совершенно не могут общаться с такими грязными и лживыми еретиками, как первые.

Это пятое.

В общем, много. Правда, полный экуменизм.

Но, в конце концов, если он ляпнет что-то католическое или протестантское, на то протопресвитер Василий Борисович Бажанов и законоучитель, чтобы поправить.

Саша понятия не имел, как вести себя со священниками, если они не в церкви, и, на всякий случай встал, когда в учебную комнату вошел человек в рясе.

У протопресвитера Бажанова было простое крестьянское лицо, обильная седина в длинных до плеч волосах и окладистой бороде. И внимательный взгляд.

— Садитесь, Александр Александрович! Ну, что вы!

Саша послушался.

— Полковник Сухонин от вас в восторге, — заметил священник.

— Математика — это просто, — сказал Саша. — Ничего не надо учить, одно из другого следует.

— Раньше это было для вас не так, — напомнил Василий Борисович. — Сухонин сказал, что вы все лето посвятили чтению.

— Вторую половину, — признался Саша. — Мне надо было многое вспомнить. Но до Закона Божьего не добрался.

— А я ничего сложного не спрошу. Только по катехизису.

Саша слабо представлял, что такое «катехизис».

— Александр Александрович, из чего состоит Священное писание?

— Из Библии.

— А из каких двух частей состоит Библия?

— Из Ветхого и Нового Завета.

— Какие вы знаете книги Ветхого Завета?

— Бытие, Левит, Притчи Соломоновы, книги царств, книги судей, Экклезиаст, Песнь Песней, Псалтырь, Эсфирь, Юдифь, книги пророков, Маккавейские.

Про Маккавейские Саша помнил, потому что их очень агитировал почитать Леша-историк. Но, Саше, понятно, было некогда.

— А сколько их всего?

— Не помню, — признался Саша.

— А что входит в Новый Завет?

— Четыре Евангелия и Апокалипсис.

— И все? — удивился Бажанов.

— А! Еще послания апостолов.

— И все?

— Деяния апостолов.

— Отлично!

Честно говоря, вопросы напоминали Саше типичный набор двоечника, вроде, «какого цвета был учебник?»

— Символ веры можете прочитать? — спросил Бажанов.

— Нет, — признался Саша. — Я его не помню.

Священник вздохнул.

— А «Отче наш»?

— Первые две строчки: «Отче наш, который на небесах! Да святится имя твое!»

— По-русски? — удивился Бажанов.

— Я не помню церковнославянский вариант. Мне кажется, если бы служба была на русском, я бы запомнил. Его же много раз читают. И символ веры — тоже. А так просто непонятные стихи под красивую музыку. Я не помню церковнославянского.

— Вы считаете, что служба должна быть на русском?

— Да.

— Но есть определенные традиции, на русском это будет совсем не то, да и понятен церковнославянский.

— Примерно также, как латынь средневековым немцам.

— Преувеличиваете, Александр Александрович.

— Сужу по себе. А на каком языке Христос дал свою молитву? На древнееврейском или на арамейском?

— На арамейском. Но прежде, чем отменять церковнославянский, вы его сначала выучите.

— Конечно. Думаю, церковная служба мне в этом поможет. Если цель церкви в том, чтобы научить всех церковнославянскому, то — да, богослужение, конечно, должно быть на этом языке. Но мне казалось, что цель не в этом.

— А в чем?

— В том, чтобы научить вере и любви. Разве не так?

— Еще надежде, — поправил Бажанов.

— И какой толк от учебника на непонятном языке?

— Переводим сейчас Ветхий Завет на русский, — улыбнулся Бажанов. — С древнееврейского.

— Вы знаете древнееврейский?

— Да. И арамейский, и греческий.