Саша выдохнул и посыпал текст песочком. Записал «Город золотой» и попросил опубликовать как перевод со старофранцузского некоего А. В.
Спросил не нужно ли что-нибудь еще с английского перевести.
За последнюю неделю он научился выкраивать на свои дела примерно по часу времени от приготовления уроков.
Запечатал письмо и послал дяде Косте.
Ответ пришел на следующий день.
Глава 26
«Твой ответ напечатаем, — писал дядя Костя, — только „инсайт“ заменим на „открытие“, не все знают английский. Стихи берем. Только одно замечание. Саша! Ты не мог бы все-таки писать с „ятем“. Я отдаю секретарю переписывать, но лучше без этого обойтись».
Вообще, Константин Николаевич слыл человеком грубым. Саша этого не замечал: то ли потому, что дядя Костя старался быть повежливее со вторым сыном императора, то ли потому что Саша сам не был образцом куртуазности и не считал грубостью то, что шокировало других.
«Могу и с „ятем“, — ответил Саша. — Может не везде, но в большинстве случаев. Но смысл! Дядя Костя! Это прошлый век! „Яти“ и „еры“ жрут чернила, бумагу и время на их заучивание и написание. У меня есть более радикальное решение вопроса».
И он приложил свой проект реформы русской орфографии.
«Давайте тоже вынесем на обсуждение, — прокомментировал он. — И опубликуем мои тексты в новой орфографии, для примера. Пусть сравнивают. И сами делают выводы».
«Проект опубликуем, — отписал Константин Николаевич, — а тексты — нет. То есть, в старой орфографии. А то читатели не поймут».
«Ну, что тут непонятного! — возразил Саша. — Прекрасно все понятно и без этих лишних букв!»
«Я не это имел в виду, — объяснил дядя Костя. — Я имел в виду, что нас обольют презрением за вопиющую неграмотность. Давай сначала посмотрим, как воспримут твою реформу».
«Хорошо, — ответил Саша. — Сначала посмотрим на реакцию. Тогда, чтобы не откладывать в долгий ящик, у меня есть еще один проект».
И он написал про метрическую систему.
«Моряки тебя съедят», — предупредил Константин Николаевич.
«Я крепкий, — ответил Саша. — Зубы сломают».
«Только не в одном номере с новой орфографией, — заметил дядя Костя. — И потом не реви».
«Не барышня, — ответил Саша. — Не зареву. Мне даже интересны их аргументы».
«Будут тебе аргументы», — пообещал Константин Николаевич.
И приложил к последнему письму англоязычную статью про американские пароходы. На перевод.
История отечественного велоспорта развивалась дальше. У Саши появился еще один ученик. Собственно, великий князь Владимир Александрович. Когда Никса не умел кататься, он категорически не хотел падать на глазах у Володьки, но теперь был совсем не против посмеяться над младшим братом, покоряющим транспорт будущего.
Ноги до педалей у Вовки доставали плохо, а держать равновесие мешал лишний вес. Но он был готов кататься хоть стоя.
Первое время Толстячок падал с изрядной регулярностью примерно каждые пятнадцать минут под звонкий смех мелкого Алеши, у которого ноги до педалей не доставали вовсе, так что он был только наблюдателем.
Но время шло, и в середине октября Володька падать перестал и угнал велик у старших братьев в целях кругосветного путешествия вокруг большого пруда.
Его личный пастырь полковник Казнаков прошествовал мимо на вороной кобыле вслед за подопечным, а Саша с Никсой остались с Рихтером. Оттон Борисович спешился и привязал коня.
— Тебе не кажется, что так жить нельзя? — поинтересовался Саша у Никсы.
— Скоро будет еще один, — сказал брат. — Фребелиусы через неделю обещали.