Через силу заставив себя улыбнутся, я махал рукой и делал вид, что мне всё это безмерно нравится. Проехав мимо занимающего старый лагерь войска, я подъехал к встречавшей меня огромной толпе сановников, стоявших на коленях. Оббежав взглядом, я не нашёл среди них Хатшепсут и её советников. Я показал жестом, что они могут подняться.
— Народ Фив рад встретить своего царя, победителя Митанни и покорителя Ханаана, — вперёд вышел богато одетый Рехмир с красивым посохом в руках и торжественно толкнул речь. Мне пришлось её слушать и вежливо улыбаться.
— Почему нет Его величества Хатшепсут? — поинтересовался я у него.
— Его величество неважно себя чувствует, ею занимаются жрецы, — ответил он, не моргнув и глазом, а значит явно соврал.
— Что же, благодарю народ Фив за встречу, я обязательно отпраздную свои победы и устрою всенародный праздник, — ответил я, а глашатаи тут же объявили об этом всему народу, отовсюду послышались радостные вопли.
Через полчаса песен, плясок и торжественных речей, наконец встреча царя окончилась, и я смог попасть во дворец.
— Мы все так безмерно рады, что Его величество вернулся, — лебезил передо мной всю дорогу Рехмир и если я раньше думал, что он просто так играет на публику, то сейчас, когда мы шли по коридорам только в окружении преданных мне людей, я внезапно понял, что он всерьёз.
Удивлённо остановившись, я спросил у него.
— Рехмир, ты чего мне лижешь жопу? Ты же мой друг! Мне есть кому её лизать и без тебя.
Верховный визирь смутился и покраснел, сбоку шагнул вперёд Усерамон, который поклонился мне и тихо сказал.
— Его величество должен простить верховного визиря, поскольку многие из нас не знают, как вести себя с Его величеством.
— Да? — сильно удивился я, — а что такого произошло, пока меня не было?
— Из Тира, Митанни и Ханаана приходили и до сих пор приходят такие новости мой царь, — ответил мне по-прежнему Усерамон, — что боюсь, Его величество поднялся в глазах многих придворных на слишком большую высоту.
— Это как Усерамон? — хмыкнул я, не понимая его витиеватых изъяснений.
— Боюсь мой царь, что все вокруг и я не исключение, дрожим от страха в присутствии Его величества, — с трудом, но ответил мне наконец прямо глава канцелярии.
— Да? — тут я изумился по-настоящему, — отчего это? По-моему, многие цари Египта раньше воевали и захватывали новые территории, я вообще лишь вернул Египту то, что и так раньше принадлежало ему по праву.
— Но никто из них мой царь, не казнил раньше целыми городами, вместе с женщинами и младенцами, — испуганно заметил Рехмир, — и не снимал кожу с тысяч людей, чтобы ею украсить свой шатёр.
Моё лицо вытянулось.
— Откуда у вас такие слухи?! — сильно удивился я, — такого не было.
Тут многие вокруг удивлённо переглянулись.
— Вообще не было, мой царь? — переспросил меня Усерамон.
— Ну, как тебе сказать… — я замялся, вспоминая сначала иудеев, затем Хеврон, и глаза главы канцелярии Южного Египта торжествующе блеснули.
— Значит, всё же это правда Твоё величество, — заключил он, — ведь эти сведения поступали к нам напрямую от царского писца и мы все победы Его величества тут же выбивали на победных обелисках, которые по приказу Его величества установили в центрах всех номов.
Я, понимая, что между нами происходит какое-то недопонимание, решил узнать об этом позже. Ведь царский писец — это Танини и чтобы узнать, что этот подлец писал там в своих сообщениях в Фивы, которые я давно перестал читать из-за пафоса и преувеличений, которые присутствовали в каждом описываемом им случае, нужно было посмотреть несколько его сообщений, дошедших до сюда.
— Ладно, всё потом, — решил я, — сначала пусть меня помоют, накормят и приведут в нормальный вид, я пылью и песком пропитался наверно на десятилетия вперёд.
— Всё готово мой царь, — тут же снова засуетился Рехмир и впереди нас забегали слуги, открывая двери на мою половину.
— С вами я хочу поговорить сразу, как закончатся процедуры, — предупредил я Рехмира и Усерамона, — не уходите далеко.
— Разумеется Твоё величество, — оба низко мне поклонились и вышли из ванных комнат.
Глядя на слуг и рабов, которые были заняты в процессе моего мытья, я понял, что опять чего-то недосмотрел. Все тряслись даже не от страха, а от настоящего ужаса, стоило только моему задумчивому взгляду остановиться чуть дольше на конкретном человеке. Поняв, что так мытьё затянется, я закрыл глаза и дал им спокойно делать своё дело.
Только через четыре часа я наконец освободился и словно патриций, укутанный во льняную ткань тонкого плетения, возлёг на свою кровать, отходя от множественных водных процедур. В комнате ничего не изменилось с того самого момента, как я её покинул. Всё было на своих местах, разве только тщательно убиралось, я не видел ни пятнышка чернил, ни соринки в своих не сильно больших личных покоях.
Хопи зашёл в комнату с каменной кошкой под мышкой, которая путешествовала со мной всё это время находясь в шатре и поклонившись мне, водрузил её на то место, где она появилась впервые, привычно повернув мордой к стене.