Царь (СИ)

— Но он и так ждет Сагайдачного. Или вы надеетесь на то, что он поверит в казачью измену?

— Для гетмана с королевичем казаки и измена почти синонимы. Но дело не в этом. Только что пришли вести, что запорожцы и реестровые разделились на десять полков и рыщут по всей нашей засечной черте в поисках чего бы пограбить. Пока эта саранча все вокруг себя не сожрет, даже Сагайдачный их с места не стронет.

— Сейчас бы по ним ударить, — задумался бывший лисовчик, — пока они не соединились.

— Государь, не изволишь ли позавтракать? — заглянул к нам спальник. — все готово уже.

— Изволю-изволю, — пробурчал я, — Корнилий, пошли перекусим, чем бог послал, а то на пустой живот плохо думается.

— На полный, совсем не думается, потому что спать охота, — усмехнулся стольник, но все же пошел за мной.

Когда закончится эта чертова война, непременно отошлю экспедицию в Китай за чаем. Ну куда это годится, царю нечего пить по утрам! Можно конечно кофе через персов или итальянцев закупить, но цена будет… к тому же, кто бы знал, как я хочу чаю! Вот просто чую вкус и аромат свежезаваренного напитка. Но чего нет, того нет, так что будем пить сбитень. В принципе ничего, пить можно, но надоел…

Пока мы с Михальским пили горячий сбитень, заедая его присланными из Можайска пирогами, к нашему столу подошли Вельяминов с Пушкаревым. Ну, Никите по должности положено рядом со мной обитать, а вот у Анисима явно какое-то дело. Обычно он глаза лишний раз не мозолит, чтобы не дразнить знатных дармоедов, завидующих его близости со мной лютой завистью.

— Чего стоите, присаживайтесь, — пригласил я ближников, проглотив очередной кусок.

— Хорошо князь Пожарский устроился, — хмыкнул окольничий, выбирая пирог из корзины присланный можайским воеводой.

— Хочешь в город на кормление? — Усмехнулся я, — так только скажи…

— Нет, — поспешно отказался Никита, — еще зашлешь в Тмутаракань какую, а у меня сестра на выданье. Где я ей там жениха искать буду?

— Чего-то ты, до сего дня не больно искал то, — не удержавшись, поддел его Анисим.

— Не бойся, ты мне рядом нужен, — поспешил я успокоить друга, — да и Алена в девках не засидится, вон она какая красавица.

— Дай то бог, — вздохнул, помрачнев Вельяминов.

— А ты чего вертишься, сказать, поди, хочешь? — повернулся я к Пушкареву.

— Коли повелишь, так и скажу, царь батюшка, — состроил полуголова умильную улыбку.

— Так говори.

— Как бой закончился, ходили наши раненых да убитых подбирать, чтобы, значит, помощь оказать или похоронить по христианскому обычаю…

— Знаю, я сам разрешал, только говорил, чтобы не отходили далеко, да ляхам не попались.

— Верно государь, да только разве за всеми уследишь, — делано пригорюнился Анисим, — ведь малым делом беда не приключилась.

— И что за беда, вместо своих раненых ляшских нашли и принялись их обирать, то есть исповедовать?

— Грех тебе такое говорить, милостивец! Хотя если рассудить, то может так оно и было. Отец Василий, отпевая новопреставленных рабов божиих, зашел далеко, и наткнулся на ратных людей литвинских.

— Это который отец Василий, не тот ли что в церкви архистратига Михаила служит, что в вашей слободе?

— Он самый государь.

— Ну и что, много ли ляхов отче покалечил?

— Да господь с тобой, царь батюшка, они его честию просили с собой в лагерь пройти, чтобы панихиду отслужить по православным, которые польскому королю служат. Ну, он, в такой просьбе отказать не смог, да и пошел. Провел службу чин чином, да и вернулся поутру.

— А что у них своих священников не стало, что пришлось отца Василия просить?

— Да сказывают, что были у них попы православные, да вернулись к своим приходам. Уж больно их ксендз Калиновский преследовал, окаянный!

Рассказ Анисима меня крайне заинтересовал, дело в том, что отец Василий был непростым священником. Познакомил нас мой духовник Мелентий и похоже, что он был одним из его людей.

— Что еще, батюшка в ляшском лагере видел?

— Да так, — неопределенно пожал плечами полуголова.

— Хорошо, передай отцу Василию, чтобы пришел ко мне. Что-то я у исповеди давно не был.

— Передам, государь.