Читаем Царь-Сторож полностью

Я пятилась к двери, улыбалась, смотрела на него, – и видела его почти страдающие, но все-таки не очень страдающие глаза, почти отчаянно, но все-таки не так уж и отчаянно искривленные губы, почти тоскливое, но все-таки не сильно тоскливое, не несчастное, не умирающее от горя, – а просто прекрасное его лицо… лицо полуголого короля… – и еще я заметила, как трепещут его губы, рождая, быть может, самое лучшее печально-ироническое стихотворение, недоступное моему пониманию…

Уверена – рифма пришла скорее, чем захлопнулась за мной дверь, – я это и тогда почувствовала, а сейчас я в этом не сомневаюсь.

Глава шестнадцатая

Я устала рассказывать.

Осталось совсем немного… я быстренько, наспех, вкратце.


На другой день после моего ухода, утром, едва я пришла на работу и взялась за кисти, – в мастерскую вбежала напарница:

– Тебя к телефону! Срочно!

Из трубки донесся голос Вики Повидловой:

– Люся! Это кошмар! Такое несчастье!.. Что ты наделала!

– А что случилось? – и я от внезапной слабости прислонилась к стене. – Что случилось? Ну? Ты откуда звонишь?

– От Валеры! Он повесился! Приезжай! Немедленно! Приезжай!

– Ка-ак?.. – вздохнула и задохнулась я, и тихо спросила: – Он что – умер?..

– Боюсь, что да… Я вызвала милицию, скорую… но, мне кажется, уже поздно…

Я бросила трубку. Побежала – не в ту сторону. Вернулась в мастерскую, скинула халат, надела свое пальто, пуховый платок, зачем-то присела на стул. "Если он уже умер, – подумала я, – то зачем спешить?.. – И вдруг во мне будто взорвалось: – Как это – умер?! Кто – умер? Валера?!.."

Я вскочила – и с криком выбежала из мастерской.

Бежала по территории завода – и кричала, кричала, кричала. Меня останавливали, пытались схватить, удержать, успокоить, – но я вырывалась, и с криком продолжала бежать.

Помню: забежала в его подъезд, взлетела по лестнице, рванула дверь на себя – дверь была не заперта.

Я ворвалась в квартиру.

Кухня! Коридор! Ванная комната! Туалет! Коридор! Комната!..


Валера стоял возле зеркала – и, насвистывая, брился.

В кресле сидела Вика.

Я остановилась на пороге. Не могла произнести ни слова.

– Люся, привет! – сказала Вика, не вставая с кресла. – Ух ты, какая бледная… Испугалась, да? Ложная тревога. Отбой. Ну что, ловко мы тебя разыграли?.. Не обижайся… ладно? Я не хотела – это все Валерка придумал. Я ему говорю: что за шутки? ведь напугаем же!.. а он…

– Лю-у-уся, деточка, ну не сердись, – и он засмеялся, и вытер о полотенце лезвие опасной бритвы. – Ведь иначе я не смог бы тебя вернуть… понимаешь? Ах, Люся. Ты меня бросила… а зачем? почему? Чепуха какая-то… правда же, моя радость? Ну, подойди ко мне.

Я подошла к нему.


Он стоял передо мной – мой проклятый возлюбленный, мое несчастье, – высокий, широкоплечий, загорелый, в светлых брюках и сиреневой рубашке с расстегнутым воротом, и светло-карие глаза его радостно сияли, и знакомый рот был открыт в улыбке, – а на загорелой шее, красной после бритья, трепетно пульсировала беззащитная жилка (артерия, что ли?), а на комоде лежала бритва ("бельгийская сталь! – сам же хвастался…), а лезвие так ослепительно сверкало, так ослепительно… так невыносимо ослепительно…

Глава семнадцатая

Сама себе удивляюсь.

Вот ведь что делает время – я почти спокойно пишу об этом, и рука почти не дрожит, и буквы почти не скачут… и все получается так складно, последовательно.

Ведь я же его убила?

Плохо помню… его лицо, кровь, сверкающая бритва.

Ну, конечно – я убила его…

Ага! – помню, помню – Вика кричала так страшно, будто я не Валеру, а ее зарезала. Она кричала, кричала, но не тронулась с места, не заступилась, а так и сидела в кресле, сжавшись в комочек, пока я его – несколько раз… с размаху…



А он – ни слова не произнес. Только зажмурил глаза.

Я почти не испортила его красоту!


…а может, он жив? Нет-нет-нет, я его убила. Теперь уже все равно, все равно. Или… нет, ничего не пойму. Если я его убила – почему я мертва, а он жив – и не дает мне покоя?

А если он жив… если он жив – я снова убью его!.. я убивала его много раз!.. я убила его… я хотела его убить… не могла иначе.


Или он все-таки жив – и смеется сейчас надо мной?!

Как он смел… как он смеет – надо мной смеяться!..

Глава восемнадцатая

Свой срок я отбыла полностью.

В Кырск возвращаться не стала. Думаю, не надо объяснять, почему. Хотя иногда, случайно, встречаю старых знакомых…

Встретила как-то во время отпуска на курорте, в Адлере, Вику Повидлову. Она рассказала, что ее личная жизнь наконец-то устроилась – вышла после долгого перерыва замуж за того самого Шурика, рационализатора. Он теперь директор завода, цынгой не болеет, питается хорошо, и Вику кормит и одевает всем на зависть, и все у них, вроде бы, отлично. Сама она, Вика, защитила кандидатскую, сейчас вроде докторскую пишет. А может, врет.

Кузя давно уж закончил юридический, и теперь – самый популярный в Кырске адвокат.

Поэт Румянцев постарел, но все так же гуляет в модном прикиде, все так же планирует свой отъезд в Москву ("драпать отсюда надо, старуха!.. драпать из этого вшивого Кырска!..").

Фантаст Шакальский давно уж умер.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги