– Ф-фу, об этом никто и не вспоминает, – небрежно отмахнулся Валера. – Кстати, мы с тобой тогда слишком уж всерьез отнеслись к моей пьяной шутке… преувеличили, так сказать, степень ее скандальности. Да-да. Как выяснилось, никого я особенно не оскорбил, не шокировал. Так-то, дорогая Люся! Я ведь на днях сам об этом Бармалаеву напомнил… не с целью извинения, конечно. Просто – хотелось услышать его мнение. А он только хмыкнул – брось, говорит, Валерка, вспоминать эти глупости. Чего, говорит, между нами не бывает? В нашем-то, говорит, писательском кругу… в нашем кругу и не то бывает. Чужих, говорит, в тот раз не было, а свои люди – разве обидятся? Они ж – СВОИ. Шалость, говорит, шалость – и больше ничего. Поэтическая, говорит, вольность. В твоем, говорит, возрасте – все мы шалили. И тут же рассказал, похохатывая, одну занятную историю про себя – как ему медведь в зоопарке пол-пальца откусил… – И Валера засмеялся, вспомнив бармалаевскую историю. – Ну, ладно… это все детали. Главное – книжка будет!.. Конечно, не обошлось без потерь. Пришлось кое-что и выкинуть, – и он вытащил из портфеля пачку отпечатанных машинописных страниц и швырнул на стол. – Вот они, бедные сиротки. Сказали, что это – идеологически ущербно… и не очень гражданственно… отражение, мол, чисто личных обид и комплексов… слишком, вроде бы, субъективно и грубо выражено. Ну и черт с ними…
– С кем – с ними?
– Черт с ними со всеми. Дело в принципе, а это – не принципиально. Можно и пожертвовать пятью-шестью стишками… правда же?
– Конечно, – кивнула я, чтоб ему угодить.
(А ведь раньше в таких делах он со мной никогда не советовался… И ни на какие компромиссы он раньше не шел…).
– Чего ты так на меня смотришь? – нахмурился он вдруг.
– Как я смотрю? – удивилась я. – Ты что, Валера? Я просто радуюсь за тебя.
– Не-ет, ты как-то странно сейчас усмехнулась…
– Да ты что?!
– Я видел, видел – ты усмехнулась… Думаешь – я не искренен?
– Ничего я не думаю! – воскликнула я обиженно. – Не могу я так думать…
– Нет, ты странно на меня смотришь… уж не считаешь ли ты меня ренегатом, коллаборационистом?..
– Кем-кем? Да я даже слов-то таких не знаю! – И я рассмеялась. – Валера, милый, не выдумывай. Честное слово – я очень рада за тебя.
– Правда? Правда? – И он внимательно посмотрел на меня. – Ты считаешь – мне не в чем себя упрекнуть?
– О, господи. Конечно. Странные ты задаешь вопросы…
(Зачем, ну зачем он со мной советуется? Ведь я-то прекрасно знаю, как невысоко ценит он мои слова… Сейчас, много лет спустя, я вспоминаю: он словно не меня, а себя – уговаривал, успокаивал, убеждал…).
Успокоился быстро.
– Ну и славно, – сказал Валера, вздыхая, и радостная улыбка вернулась к нему. – А теперь – еще одно важное дело… Слушай, Люся… как ты отнесёшься к тому, чтобы нам пожениться?
Я даже ойкнула – так это было неожиданно.
– Ты это… серьезно? – испуганно прошептала я.
(Почему, почему, почему я вдруг испугалась?..).
– Разумеется, серьезно, – и он ласково притянул меня к себе. – Я ведь очень к тебе привык, привязался. Да и потом – должен же я когда-то жениться? Ты мне подходишь… в другой раз объясню – почему.
(Так ведь и не объяснил… не пришлось. Ну а сейчас-то я понимаю – чем я ему подходила. Еще бы – преданная собачка, стопроцентная гарантия, объект для вымещения чужих обид и всяких неотреагированных эмоций… сейчас-то я понимаю… да и тогда – догадывалась…).
– Ну, как? – спросил он, заглядывая в мои глаза, а я плотно жмурилась и не дышала. – Что скажешь на такое предложение? Быть может, я буду плохим мужем… а может, и нет. Мне кажется – я меняюсь.
– Да, ты меняешься… ты очень изменился, – быстро согласилась я (а в ушах у меня жарко стучало: почему, почему, ну почему я так испугалась?..).
– Меняюсь – значит, взрослею, умнею. Разве это плохо?
– Нет, это хорошо.
– Ты что, не хочешь стать моей женой?
– Я всегда этого хотела! – быстро сказала я. – Всегда хотела.
– Вот и чудесно! – И он весело мне подмигнул. – Ну, подробности обсудим вечером… а сейчас мне надо бежать! – Он взглянул на часы, вскочил – и умчался куда-то.
Оставшись одна, я долго сидела и пыталась понять, разобраться в той сумятице, что клубилась в моей слабой душе. Ведь, казалось бы, я должна быть счастлива?.. ведь я дождалась, наконец, того, чего так страстно желала все эти месяцы… что же мне мешает? Что? Что?
Я взяла со стола брошенные Валерой листки со стихами.
Их отвергли. "Не очень гражданственно… субъективно…" – вспомнила я его слова. Вернее, не его, а тех, кто эти стихи отверг.
Ну-ка, ну-ка.
Взяла, прочитала.