Царь царей

Мальчик быстро пришел в себя. Пока Пенрод держал его в воздухе, он разразился потоком оскорблений и жалоб на арабском языке. Он мог говорить так же хорошо, как и бегать. Но он не стал тратить слов, чтобы поблагодарить Пенрода за его спасение; вместо этого он призвал Аллаха засвидетельствовать жестокость ференги, а затем попросил всех джиннов, ныне живущих в Каире, сжалиться над ним и прийти ему на помощь, чтобы защитить его от чудовищного обвинения в воровстве, которое было таким оскорблением его чести, чести его предков и чести самого города. Пенрод ухмыльнулся, слушая эту тираду, опустил мальчика на пол и, крепко держа его за руку, отряхнул пыль с брюк и пригладил волосы свободной рукой. Затем, когда ему показалось, что мальчик никогда не выдохнется, он сказал на том же языке: “Выверни свои карманы, почтенный сын Каира, или, клянусь Пророком, мир Ему, я положу тебя туда, где нашел, свисая с края крыши.”

Мальчик внезапно замолчал. Он посмотрел Пенроду в глаза, и то, что он увидел в них, убедило его, что лучше повиноваться, чем продолжать спорить. Он сунул руку в карман халата, достал часы и протянул их Пенроду на раскрытой ладони.

Пенрод взял его и положил обратно в карман, но не отпустил мальчика.

- И все остальное тоже.”

Это вызвало еще один протестующий вопль, но Пенрод поднял мальчика на цыпочки, так что халат прижался к горлу, и потащил его обратно к краю крыши. Мальчик взвизгнул, снова порылся в складках и вытащил пригоршню серебряных монет, которые бросил к ногам Пенрода. Потом он начал плакать.

Слезы женщин и детей не слишком действовали на Пенрода, но он был удивлен. Он ожидал, что у такого вора будет целая коллекция мелочей: кошельки, драгоценности, а не горстка свеже-отчеканенных английских шиллингов вроде этих. Он хмуро посмотрел на них, когда они блеснули в пыли среди мерцающих теней сохнущих хлопчатобумажных тканей, висевших на веревках для стирки.

Мальчик видел, что слезы его не действуют. Он шмыгнул носом и снова заговорил: На этот раз он заговорил о своей бедности, о болезни матери, о том, как старается заботиться о ней, водя по Каиру такого почтенного эфенди, как он сам. Конечно, он понимал, что Пенрод - не обычный турист, но он, Аднан, сын Мухаммеда, знал все тайные места в Каире, где можно развлечься богатому человеку: азартные игры, Женщины, выпивка и пропитанные опиумом сцены восторга прямо со страниц "тысячи и одной ночи".

Пенрод тряс его, пока он снова не успокоился. Он подумал о том, как мальчик показал ему часы сразу после того, как он их украл, как сначала он бежал медленнее и медленнее по широким бульварам, где Пенрод мог легко следовать за ним, и о выражении его лица в начале гонки, когда он оглянулся, чтобы проверить, идет ли Пенрод за ним.

Penrod резко развернулся и двумя руками поднять Аднан с земли и принес его лицо близко к мальчику. “Кто заплатил тебе, чтобы украсть от меня, Аднан?”

•••

Женская веранда клуба "Гезьера" была триумфом элегантного дизайна, объединившего лучшие образцы европейской и египетской архитектуры, чтобы создать прохладный и спокойный Эденин в жаркий полдень. Слуги в безупречно белых кафтанах, расшитых золотыми нитями на шее и запястьях, каждый в тускло-алой феске, двигались между низкими столиками, неся подносы с горьким черным кофе, серебряные чайники и горы изящных кондитерских изделий, которым позавидовали бы лучшие парижские отели. Для офицеров и солдат они несли смешанные напитки, покрытые каплями влаги и потрескивающие льдом. Для дам лимонад был одновременно кисло-сладким и освежающим, как купание в чистой родниковой воде.

Леди Агата подвела Эмбер к двум низким диванам в углу, защищенным тонкими листьями растущих пальм. В дальнем конце комнаты струнный квартет играл что-то успокаивающее и нежное, и под гул общих разговоров Эмбер слышала журчащую музыку центрального фонтана, где каменная богиня вечно лила воду Нила в неглубокий бассейн, выложенный сверкающей бирюзовой мозаикой.