Царь царей...

— Несомненно, сорвался в пропасть и погиб здесь в снегу, — высказал свое мнение палеонтолог. — Как давно, значит, скоплялась здесь эта ледяная гора!

— И сколько, вероятно, погребено в ней подобных находок, — добавил Михаил Степанович.

Путешественники благополучно спустились с горы и вступили в узкий проход, оказавшийся перед ними. Стены его были бурого цвета.

Базальт кончился; кругом подымался отвердевший как гранит песчаник.

Михаил Степанович несколько раз с особенным вни-шланием приглядывался к низкому своду и верхним углам прохода и наконец остановился.

— Знаете… — не совсем уверенно произнес он, — мне кажется, что этот коридор не естественный…

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Иван Яковлевич.

— Мне кажется, он вырублен руками людей, — ответил Михаил Степанович. — Я даже уверен в этом, — поправился он.

Заинтересовался и Павел Андреевич, страшно огорченный невозможностью увезти мамонта.

— Почему вы так полагаете? — отнесся он к Михаилу Степановичу. — Стены и потолок совершенно в первобытном, изрытом виде.

— Изрыло их время. А вот взгляните на место соединения свода со стеной: видите остатки линии, видите, как она шла ровно. Природа так не провела бы ее.

Палеонтолог с сомнением покачал головой.

— Не думаю… Я не различаю никакой линии… Вижу несколько бугорков.

— Вот, вот: это и есть остаток, как бы пунктир от нее.

— Решительно, это ваша фантазия…

— Господа, а вы не находите, что время подзакусить? Я устал крепко! — вмешался в разговор охотник.

— А и правда! — согласился Михаил Степанович. — Действительно, страшно есть хочется!

Иван Яковлевич вынул часы и посмотрел на них, затем с недоумением приложил их к уху.

— Очевидно, они врут у меня, — сказал он. — Который теперь час?

Павел Андреевич вынул свой хронометр и тоже приложил его к уху.

— Нет, идут… Одиннадцать часов вечера, господа?

— У меня тоже, — подтвердил Иван Яковлевич.

— Да быть не может! — воскликнул Михаил Степанович. — Что значит увлечение, однако!

Путешественники уселись, кто на выступе стены, кто на полу, и принялись истреблять закуски, добытые из сумки Антона. Скоро все почувствовали, насколько утомила их целодневная ходьба и лазанье по снегам.

На ночлег решили остаться на том же месте, и вся компания улеглась в ряд на голый пол, поперек прохода; ни одеял, ни подушек ни у кого не было; вместо последних послужили сумки, покрытые сверху носовыми платками.

Антон выждал, когда все господа улеглись, и задул последний фонарь.

Глубокий мрак поглотил подземелье и приютившуюся в нем небольшую кучку людей.

Было тепло и немного душно.

— А какая толща земли над нами! — проговорил спустя некоторое время Михаил Степанович. — Подумать страшно! Заживо погребенные…

— Замолчите! — с досадой перебил его охотник. — Чего закаркали? — спать пора!

Все умолкли, и через несколько минут сон охватил усталых путешественников.

XXII

Михаил Степанович пробудился как бы от толчка и открыл глаза.

Кругом висела непроницаемая, густая тьма; слева и справа слышалось ровное дыхание спавших товарищей.

Несколько мгновений Михаил Степанович находился в полном недоумении, где он и почему так особенно темно и тихо кругом, и отчего все они лежат рядом, а не в палатках: память его еще не совсем освободилась от оков крепкого сна.

Наконец он вспомнил все, чиркнул спичкой, чуть озарившей раскинувшегося рядом охотника и часть буро-желтой стены, и посмотрел на часы. Они показывали семь.

Михаил Степанович зажег стоявший у изголовья его фонарь и принялся будить спавших.

За малым количеством воды, вместо умыванья пришлось ограничиться вытиранием лица кончиками намоченных платков; путешественники закусили и двинулись в дальнейший путь.

Несмотря на полное отсутствие других ходов, Антон аккуратно продолжал метить крестами стены. Из экономии зажжены были только два фонаря.

Ход шел извилинами и то понижался, то подымался довольно круто.

Около одиннадцати часов утра путешественники заслышали впереди какой-то неясный гул.

Спертый воздух сделался свежее, и все предположили, что близок выход. Мало-помалу стала ощущаться сырость; через несколько поворотов шедший впереди Михаил Степанович издал восклицание и остановился, подняв фонарь высоко над голевою.

Бурые стены и свод исчезли под серебряно-белым покровом какого-то сплошного, густого как мох, налета: перед путешественниками открылся сверкавший белизной и искрившийся миллионами бриллиантов сталактитовый проход. Казалось, лютая зима намела вдруг на пол и на стены подземного коридора сугробы снега, убрала их иглами и узорами и целыми глыбами льда с сосульками и вырастила сверкающие елки и неведомые деревья.

Г орный хрусталь и сталактиты выставлялись отовсюду.

— Что за чудо! — вырвалось у оцепеневшего на несколько минут Михаила Степановича.

Все фонари были зажжены, и путешественники принялись рассматривать удивительную работу природы.