Царь Зла

Кроме того, он был чрезвычайно изумлен присутствием Марсиаля. Исчезновение молодого человека было «подозрительно», как он замечал часто соседу-бакалейщику. Поэтому, весьма естественно, что он почувствовал немалое удивление, встретив его при таких обстоятельствах.

Но как бы то ни было, однако Бенуа, откашлявшись и заложив два пальца за пуговицу жилета, начал свое повествование.

— Прежде всего, — начал он, — я должен вам сказать, господин следователь, что я заснул около одиннадцати часов вечера. Господин герцог, по своему обыкновению, был уже дома. Я должен заметить, что господин герцог часто проводил ночь, лежа в кресле. Это может показаться странным, но это меня не касается, принимая по внимание мое подчиненное положение.

— Продолжайте, — сказал следователь, опасавшийся дискуссии о неравенстве сословий.

Бенуа сдержал жест неудовольствия и продолжал:

— Прежде чем заснуть, я имел честь сказать госпоже Бенуа — моей законной супруге, — что я намерен встать рано, чтобы заняться кое-какой работой.

Я спал, когда в два часа или четверть третьего, не могу сказать точно, так как, боясь обеспокоить госпожу Бенуа, я не решился прибегнуть к помощи моих часов со звоном, или около этого времени, я услышал звонок. Мое поведение было продиктовано мне совестью, я встал с постели и, услышав шаги в прихожей, спросил: «Кто там?» Мне ответили: «Барон де Сильвереаль».

В ином случае я позвонил бы, чтобы предупредить камердинера господина герцога, но относительно барона я имел приказание пропускать его, когда бы это ни случилось.

Итак, я пропустил барона и вернулся к мадам Бенуа.

Осмелюсь сказать, что я заснул очень быстро. Вдруг в шесть часов утра я был неожиданно разбужен криками, раздававшимися из комнаты господина герцога. Минуту я колебался, я не считал возможным, чтобы крики выходили из.

— Избавьте нас от ваших рассуждений, — прервал с нетерпением Варнэ.

— Я уважаю французское правосудие, — ответил с оттенком горечи Бенуа, — и потому готов исполнить ваше желание. Я вскочил с постели и, не слушая возражений и увещеваний госпожи Бенуа, ринулся, да, господин следователь, именно ринулся в комнаты господина герцога! В ту минуту, когда я был на пороге двери. О! Господин следователь! Я проживу сто лет, что я говорю, век! — и все-таки не увижу более ничего, подобного зрелищу, которое представилось моим глазам! Извините меня! Я чувствую, что готов лишиться чувств при одном воспоминании!

Бенуа действительно побледнел.

В подобных случаях энергичные средства делают чудеса.

— Продолжайте, — сказал суровым тоном товарищ прокурора, — или я сочту, что вы с умыслом оттягиваете время!

Действие этих слов было мгновенным. Бенуа сдержал свои нервы и погрузил шею в галстук, наверное, для того, чтобы придать устойчивость голове, потерявшей было равновесие.

— В галерее, — воскликнул он, — было пять, шесть, десять человек, не могу сказать точно, сколько именно! Почему я не знаю? Это очень просто. Во-первых, было темно, во-вторых, я получил такой удар по голове, что у меня посыпались искры из глаз! Пять, шесть, десять человек исчезли, как утренний туман.

— Без поэзии! — бросил Варнэ.

— Кажется, я не сказал ничего дурного. Впрочем, я готов взять назад мои слова. Эти люди убежали, исчезли, улетучились. Однако я успел заметить, что один из них нес кусок статуи, который лежал около бюро господина герцога. Получив удар в переносицу, я мог только закричать вот так: «А!» И я закрыл глаза на одну минуту, в этом я признаюсь! Когда я открыл их, галерея была уже пуста. Я побежал в кабинет герцога, и в ту минуту, когда я открывал дверь, я увидел молодого человека, бледного, покрытого кровью. О! Я узнал его. Я крикнул ему: «Каналья!» и схватил его за воротник.

— Это был тот самый, который теперь арестован?

— Мною! Да, господин следователь! Мною и камердинером, который вошел вслед за мной, услышав тоже шум и крики. Да, господин следователь, я его арестовал. Я его хорошо знаю. Господин герцог принял его к себе, кормил его, обходился с ним, как ни с кем, и тот отплатил ему, убив его, его и барона де Сильвереаля. Яне более как простой швейцар, но я нахожу, что это очень нехорошо!

— Какой был вид у этого человека, когда вы его схватили?

— Его вид? Он выглядел ошеломленным, вроде как, с позволения сказать, человек, который много выпил! О! В первую минуту я не мог удержаться и назвал его убийцей! Он взглянул на меня, как будто бы не понимая, что я говорю, и пошел вперед. Он хотел уйти, это ясно. Но я сказал ему: «Постойте, голубчик!» И мы позвали слуг. Убийцу схватили и посадили в оранжерею. Больше я ничего не знаю.

С этими словами Бенуа огляделся, желая оценить произведенное им впечатление.

Другой свидетель, камердинер герцога, подтвердил показания Бенуа. По его мнению, арестованный имел вид человека, который разыгрывает помешанного.

— Кто этот молодой человек? — спросил товарищ прокурора.

— Как кажется, что-то вроде оборванца, принятого к себе герцогом, который был очень добр. Он называл себя графом де Шерлю.

— Граф де Шерлю! — повторил следователь.