Царь Зла

— Это я, — отвечал он. — У вас есть ко мне какое-нибудь дело?

— Да, сударь. Я доставил вам письмо. В доме, где вы проживаете, мне довольно грубо ответили, что граф только что ушел. Я добился, однако, того, что мне с грехом пополам указали, в какую сторону отправился господин граф, и мне посчастливилось догнать вас.

Хотя разговор этот и происходил у одного из фонарей, кое-как освещавших аллею, Жак все-таки не мог разглядеть лица своего собеседника. Но в тоне его голоса звучала искренность.

— Вы говорите, что у вас есть письмо ко мне. Кто послал вас?

— Сударь, — сказал слуга, понижая голос, — я не считаю себя вправе сообщать вам это. Но уверен, что в письме вы найдете желаемое объяснение.

— Давайте же его сюда!

И с нетерпением, в котором он сам себе едва ли отдавал отчет, Жак протянул руку за письмом.

Слуга подал ему крошечную, изящную записочку. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы убедиться, что ее писала прелестная женская рука. Он подбежал к самому фонарю и при слабом свете его стал рассматривать печать.

Она была из голубоватого сургуча, но без герба.

С лихорадочной поспешностью Жак сломал печать и прочел следующее:

« Вы, спасший мне жизнь, довершите начатое вами дело. Та, которая обязана вам своим спасением, еще раз просит у вас помощи: речь идет о важнейших ее интересах. Одинокая и беззащитная, она обращается к вам, как к брату. Сегодня в полночь будьте в переулке, примыкающем к дому маркиза де Фаверей, у садовой калитки. Там я скажу вам все. Верьте мне, как и я верю вам.

П.»

Почерк был мелкий, четкий, изящный. Возглас удивления вырвался из труди Жака. Подарок судьбы! Бесконечная радость охватила его.

Какой светлый луч разогнал окружавший его мрак!

Эта начальная буква имени! Да, ее звали Полиной, и она была в опасности! Она звала его на помощь! И какова бы ни была эта опасность, он готов был смело идти ей навстречу. И если ему суждено погибнуть, по крайней мере, смерть его не будет такой бесполезной, какой была до сих пор вся его жизнь.

В том экзальтированном состоянии, в каком находился Жак, он не способен был рассуждать. В душе его не было и тени сомнения. Тот, кто сказал бы ему хоть слово о ловушке, вызвал бы в ответ лишь презрительную улыбку.

Почтительный слуга все это время стоял в нескольких шагах от него.

Жак жестом подозвал его к себе.

— Вам приказано принести ответ?

— Точно так, господин граф.

— Скажите, что я выполню все, что от меня ждут.

— Я в точности передам ваш ответ, господин граф, но знаете ли вы где находится.

Слуга сделал небольшую паузу.

— Дом, куда должны вы отправиться?

— Как! Вам известно содержание письма?

— Я уже немолод, сударь, и знаю ее с самого раннего детства.

Мгновенное подозрение закралось в душу Жака. Доверие Полины де Соссэ к лакею показалось ему несколько странным. Но все-таки в этом не было ничего невозможного. И молодой человек решительно отогнал от себя сомнения,

— В самом деле, — сказал он, — я не знаю точно, где этот дом.

Слуга дал ему самые подробные объяснения.

Как известно, дом маркиза де Фаверей стоял при въезде в предместье Сент-Оноре, почти на том месте, где теперь расположены службы английского посольства.

— Самое главное, господин граф, будьте точны, — добавил слуга.

— Буду ровно в полночь.

Инстинктивным Движением Жак поднес руку к карману жилета. Но вдруг горькое воспоминание обожгло его, словно раскаленное железо. Несколько бывших у него с собой луидоров принадлежали не ему! То были деньги той женщины!

Кроме того, лакей уже собрался уходить.

— Граф не желает ничего приказать более?

— Нет, ничего. Ступайте!

Лакей поклонился и исчез в темноте.

Жак еще раз прочел письмо и покрыл его поцелуями.

Затем он, воспрянувший духом, воодушевленный и решительный, направился к Парижу. Он не мог видеть, как лакей, сделав несколько шагов по направлению к заставе, неожиданно свернул в сторону, выждал немного, затем пересек шоссе, вернулся назад и снова направился к воротам Мальо.

— О, на этот раз ты не уйдешь от меня, болван! — проворчал он сквозь зубы, быстро шагая по направлению к дому, из которого только что бежал Жак.

После того, как за ним закрылась дверь, герцогиня де Торрес бессильно опустилась на колени, подавленная, уничтоженная ужасным проклятием того, кого считала навеки связанным с ней. Долго оставалась она в этом положении. Глаза ее были устремлены в одну точку. Крупные слезы текли по ее щекам. Да, она плакала! Эта женщина, игравшая сердцами других, теперь сама изнемогала под бременем страсти. Скольких прогнала она от себя! Теперь ее саму бросили со словами презрения и проклятия!