Вдруг дверь резко распахнулась. Вошел маркиз де Фаверей в сопровождении Армана де Бернэ и Марсиаля.
Все трое остановились на пороге, до глубины души растроганные скорбным зрелищем.
— Люси! Полина! Оставьте нас одних с матерью, — сказал маркиз.
Они удивленно подняли головы.
Мария де Фаверей страшно побледнела. Лихорадочным блеском загорелись ее глаза и инстинктивным движением еще крепче прижала она обеих девушек к своему сердцу, движимая каким-то непостижимым предчувствием.
Маркиз подошел к ней.
— Мне нужно поговорить с тобой, милая жена, — сказал он строго и вместе с тем ласково, — с тобой одной.
Он сделал ударение на слове «одной».
Бедная женщина молча провела рукой по своему горячему, влажному лбу. Потом, обняв Люси и Полину, она тихо сказала:
— Идите, милые дети, я скоро позову вас.
Девушки молча повиновались.
И когда дверь за ними закрылась, несчастная женщина тревожно огляделась кругом.
— Что случилось? — спросила она прерывающимся от волнения голосом.
Добрый старик с минуту колебался. Он боялся убить Марию внезапным открытием.
Но Арман жестом напомнил ему, что нельзя терять ни минуты.
Пробило уже час. Осужденному оставалось жить всего три часа.
— Друг мой, — сказал маркиз, — ты всегда мужественно переносила горе! Сумеешь ли ты так же мужественно встретить и радость?
— Радость? Ах, да разве возможна для меня радость на этом свете?
— Да, дитя мое, — с отеческой нежностью отвечал маркиз. — Я лучше всякого другого знаю тайну твоей горькой жизни и говорю тебе: жена, ты много страдала! Но в будущем ты будешь вознаграждена за то, что не падала духом!
Она сильно вздрогнула и хрипло произнесла:
— Мой сын!
— Твой сын жив, — продолжал старик, быстро подходя к ней и заключая ее в объятия.
Радостный крик вырвался из груди маркизы, голова ее припала к плечу старика и крупные, жгучие слезы, слезы радости и надежды, брызнули у нее из глаз.
— Он жив! Да, я верю, я чувствую! Ах, говорите, говорите, я чувствую в себе достаточно сил выслушать все! Мой сын жив! Зачем же мне падать духом! Нет, нет! Говорите же, я вас умоляю, я вам приказываю. Мужество матери дает силы самой слабой женщине. Где мой сын?
— Твой сын, ты его знаешь, ты его видела.
Недоумевающим взглядом окинула она де Фаверея, потом Армана и Марсиаля.
— Я, я видела его! Где же это?
— Ты видела невинного, опутанного непроницаемой сетью обвинений. Над которым тяготеет проклятие.
— Жак де Шерлю! — воскликнула несчастная мать, падая на колени.
— Да, Жак! — продолжал старик. — Жак, которого осудили на смерть.
— Но ведь он скоро умрет! — простонала бедная женщина.
— Нет! Он спасен!
— Спасен, спасен! И невиновен! О, я знала это раньше! Разве сердце матери может ошибиться! Разве не чувствовала я к нему какого-то неопределенного влечения! Мой сын! Мой сын! О, повторите еще раз эту прекрасную весть, скажите, что я не ошиблась!
— Маркиза, — начал Арман, — двое бандитов, о которых я говорил с вами, бывшие сообщники Бискара, вопреки величайшим опасностям, явились открыть мне правду. Жак — то самое дитя, которое Бискар некогда вырвал из ваших объятий. Кроме того, они заявляют, что преступление, в котором обвиняют бедного Жака, было совершено Бискаром и теми негодяями, которые известны под именем «Парижских Волков».
— Где же они, эти люди? — спросила маркиза, быстро вскакивая на ноги.
К ней снова вернулись воля и самообладание.
Арман подошел к двери.
По его знаку Мюфлие и Кониглю вошли в комнату.
При всей своей самоуверенности они, однако, чувствовали некоторое замешательство.
— Не бойтесь ничего, говорите смело, — ободрял их Арман.
Мюфлие откашлялся, отвернулся в сторону, чтобы плюнуть, но увидел ковер и сдержался.
В нескольких словах повторил он все то, что уже раньше передал Арчибальд.
— Однако, время летит! — воскликнула Мария. — Надо спасти его!
— Соммервиль отправился в министерство юстиции, он скоро вернется с приказом об отсрочке.
— Боже мой! — шептала бедная женщина. — Что мне делать? Ничего не понимаю! Соммервиль поторопится, не так ли? О, мне страшно за свою радость! Мне страшно за свою надежду! Ах! — вдруг вскрикнула она, неожиданно увидя в дверях Арчибальда в сопровождении какого-то незнакомого господина.
— Друзья мои, — сказал Соммервиль, — господин обер-секретарь министерства юстиции согласился вместе со мной приехать сюда для того, чтобы самому выслушать показания этих двух свидетелей.
— Ах, сударь, да благословит вас Господь. Но отсрочка!
— Приказ уже отправлен с нарочным, — сказал обер-секретарь. — Итак, не стоит волноваться. Если суд допустил ошибку, он ее исправит.
В эту самую минуту произошло нечто весьма странное.
За перегородкой послышался сильный треск.
Арман бросился в ту сторону, откуда, казалось, доносился шум, и быстро распахнул дверь в соседнюю комнату.
Там никого не было.
— Однако ж странно, — сказал Арчибальд, — я ясно слышал. Что это был за шум?
— Оставьте, до того ли нам теперь! — произнесла бедная мать. — Не будем терять времени, сударь, — обратилась она к обер-секретарю, — вот оба свидетеля. Потрудитесь допросить их поскорее.