— Маррей, пойдем к загону, — попросил я. — Поможешь мне отобрать животных. Маррей, правда, не понял, что я имею в виду, но охотно отправился со мной. В последнее время он был очень молчалив и часто крутился около меня. Я понимал, о чем он думает: наша экспедиция подходит к концу, и Маррею становится тоскливо...
— Эта жирафа мне не нравится, — заметил я.
— Что ты против нее имеешь?
— Она очень худая.
— Это дело вкуса, — возразил он.
— Согласен. Но и та жирафа, которая стоит рядом с худой, тоже не в моем вкусе. У нее белое пятно на глазу. Наверное, от колючки. Ты заметил?
— Нет. Наверняка это такой пустяк, что...
— Погляди-ка! А у этого самца треснуло копыто.
Маррей посмотрел на меня очень внимательно. Но пока еще не понимал, к чему это я клоню.
— А вон та жирафа как-то уж очень чудно заворачивает голову. Чуть ли не на спину.
— Джо! — взволнованно воскликнул Маррей. — Ты почему все это говоришь?
— Потому что этих жираф мы отпустим обратно в джунгли.
Маррей довольно долго молчал, видимо потому, что решил сначала обдумать выражения.
— Ты рехнулся! — наконец выкрикнул он. — Нам осталось четыре дня до отъезда, а ты хоть представляешь, сколько всего надо успеть сделать?
— Представляю. Например, хоть те же клетки для зебр.
Маррей виновато опустил глаза. Совесть на этот счет у него была нечиста. Изготовление клеток для зебр я поручил его зоологам, объяснив при этом, что длина должна быть восемь футов, и решил, что этого достаточно. Ребята потрудились на славу, изготовив клетки в рекордные сроки. Я был очень доволен, правда, только до тех пор, пока мы не решили посмотреть, что из этого получилось.
Зебру невозможно было впихнуть в клетку.
Я взял сантиметр, все измерил и... оказалось, что клетки имели в длину семь футов.
— Ведь я же говорил, длина — восемь футов!!!
— Но знаешь, Джо, в специальной литературе говорится, что у зебры Греви рост пять с половиной футов, а в длину она — семь футов.
— Но ведь клетка — это не бочка для селедки! — начал я обиженно, но потом взял себя в руки. Зачем понапрасну тратить энергию? Ведь я же знал, что работать придется с неопытными охотниками, так что теперь мне не оставалось ничего другого, как расхлебывать заваренную мной же кашу.
Но вернемся к нашему разговору у загона.
— Джо, ты правда хочешь выпустить этих жираф?
— Правда. В Чехословакию отправятся только первоклассные животные.
— А теперь что? — подозрительно спросил Маррей.
— Наловим других.
— Пароход с транспортом животных уходит двенадцатого августа. Ты же не можешь подойти к капитану, похлопать его по плечу и сказать: "Подождите с отплытием, не поднимайте якоря, мне нужно поймать еще парочку жираф!.."
— Это я знаю.
— У нас нет ни одного исправного джипа, — продолжал Маррей. — Запчастей нет.
— Садись в самолет и слетай за запчастями в Найроби. Ночью починим машины, а с утра идем на отлов.
Маррей сделал "кругом марш!" и исчез. Вечером вернулся со всем, что нам было необходимо. В ту ночь мы не сомкнули глаз, но все было сделано вовремя. Мы радостно приветствовали наступившее утро и совсем не чувствовали усталости.
Я пошел к палаткам, где жили туркано, и весело прокричал:
— Подъем! Подъем!
Обычно довольно много времени уходило на то, чтобы их "раскачать". На этот раз они собрались очень быстро и выглядели подозрительно свежими.
— Пошли на охоту.
Они стояли молча, переминались с ноги на ногу и ухмылялись.
— Что за дела, ребята? — спросил я обеспокоенно.
— Бвана, сегодня мы на охоту не пойдем.
— Почему это вы не пойдете на охоту?
Мне не оставалось ничего другого, как сохранять полное хладнокровие. По опыту я уже знал, что в таких случаях ни угрозы, ни аргументы не оказывают никакого воздействия. Нужно было уметь сторговаться.
— Нам нужно помолиться.
— Ну так помолитесь и — за дело!..
— Сегодня мы работать не будем.
Во мне уже все кипело. Но я все еще сдерживался.
— А почему вы не будете работать?
— Ты должен отвезти нас в Ванюки. В церковь.
Деревня Ванюки находилась в ста сорока километрах от нашего лагеря, туда можно было попасть только по узкой дорожке, протоптанной скотом.
— Молиться можно и здесь. Это не имеет значения.
— Нет. Отвези нас в церковь!
У меня потемнело в глазах. Мои попытки во что бы то ни стало сохранить спокойствие разлетелись в пух и прах. Я бесновался на своем родном языке и на суахили, а они ухмылялись и твердили свое "Отвези нас в церковь".
— Не повезу!
Все тут же уселись на землю и пустились в разговоры, перестав обращать на меня какое-либо внимание. Они знали, что я не могу без них обойтись и были уверены, что добьются своего. Я был так взбешен, что решил не сдаваться. Ничего, сказал я себе, они в конце концов передумают.