Царь зверей не лев

Я закрыл глаза, мне казалось, что я куда-то проваливаюсь.

Когда я их снова открыл, передо мной поплыли разноцветные точки, перемежавшиеся с огненными линиями.

— Полеты — это замечательная вещь! — прокричал Маррей. — Попробуй, Джо.

Он потянулся к фотоаппарату:

— Я сделаю снимок на память: Джо над Вершиной чудес...

Невозможно было понять, когда Маррей говорит серьезно, а когда нет. Он был способен на все. На земле Маррей часто испытывал неуверенность в себе, а здесь, в воздухе, чувствовал себя героем чересчур.

— Мне так плохо, — попробовал я защищаться. — Отвратительно. Если бы я знал, ни за что не сел бы в эту старую калошу.

Этого мне не следовало говорить.

Кровь бросилась в лицо Маррея, и он на какое-то время лишился дара речи.

— Так я покажу тебе, что может эта старая калоша!

Еще минуту назад Вершина чудес была где-то сбоку, а теперь она, казалось, висела над нашими головами. Стадо антилоп, пасшееся в зарослях кустарника, внезапно будто оказалось здесь, в кабине самолета. Я попробовал закрыть глаза, но так стало еще хуже. Жуткие видения лишь усилились.

— Ни за что больше не сяду в этот самолет, — заявил я, когда мы были уже внизу, в безопасности, на маленьком аэродроме местечка Нанюки.

На этот раз я не назвал „суперкаб“ старой калошей, и Маррей оценил это.

— Как миленький сядешь, — с нежностью проговорил он. — Ты отлично знаешь, что без моей лошадки нам не обойтись.

Он был прав.

В Нанюки мы пополнили запасы бензина и переночевали в самолете.

На второй день я капитулировал. Все повторилось снова. Я был просто в отчаянии. Видите ли, в Африке я привык рассчитывать время до минуты, а тут получалось, что я потеряю еще один день. Я злился на себя, пытаясь усилием воли перебороть свой организм, но напрасно. "Суперкаб" Маррея был сильнее.

— Тебе плохо? — спросил Маррей, но уже не так радостно, как вчера. Он понял, что это серьезно. Без детального изучения местности мы не могли начать работать. Необходимо было прежде всего узнать места обитания животных, на отлов которых мы с таким трудом получили лицензии. По плану нам уже давно полагалось быть в буше. А теперь из-за такой ерунды ломался график работы экспедиции.

— Маррей, — начал я жалобно. — Я не могу этого понять. Я целый месяц плыл по морю, сопровождая животных, я пролетел тысячи километров. И вот тебе на...

— Мне жаль тебя, Джо, — сказал Маррей расстроенно. У него уже пропала охота мстить мне за "земные" обиды.

Настроение было на точке замерзания. Маррей бесцельно кружил в воздухе и сосредоточенно хмурил лоб. Но вот морщинки разгладились и он победоносно воскликнул:

— Придумал. Давай заскочим в аптеку. Это в трехстах километрах.

Пока мы "заскакивали в аптеку", я прошел все круги ада, вдобавок погода ухудшилась. Перед глазами стояли ящики с лекарствами, которые я привез с собой из Чехословакии. Там были средства на самые непредвиденные случаи. Там было все — кроме средства от самолета Маррея.

Но сейчас у меня появилась надежда.

Все в жизни преходяще. Даже этот нескончаемый путь под палящим солнцем имел свой конец.

Перед домом аптекаря сидело на земле несколько человек, больше на улице не было ни души. Они молча глазели на нас, в то время как мы дергали ручку двери. Было закрыто. Тут мы заметили записку следующего содержания: Я СПЛЮ!

Я постучал в дверь, и тут случилось неожиданное: толпа вскрикнула. Я оглянулся. И увидел удивленные лица, испуганные глаза. Я постучал еще раз. Толпа снова вскрикнула, на этот раз уже громче. Быстро поднявшись, все отбежали на безопасное расстояние от дома аптекаря.

Наконец мы все поняли. Записка на двери была не столько информацией, сколько предостережением. Аптекарь отдыхает после обеда, и горе тому, кто его потревожит. Люди, сидящие перед домом, как оказалось, ждали, когда он проснется. Что же теперь? Уйти ни с чем? Поздно, в доме послышались шаги. Чуть спустя в дверном проеме появилось рассерженное лицо.

Черт его возьми! Мы пролетели напрасно триста километров.

Аптекарь с минуту молча смотрел на нас, а потом закричал диким голосом. Вернее сказать, зарычал, так как это было нечто нечленораздельное. Маррей тут же юркнул за угол, а я, сохраняя спокойствие, произнес:

— Мы приносим тысячу извинений, господин аптекарь. Но мы проделали путь в триста километров ради вашей драгоценной особы. Не откажите нам, господин аптекарь. — Этот господин, очевидно, знал английский: на сей раз он уже не издал ни звука, а в его глазах мелькнуло любопытство.

— Разрешите мне все объяснить...

Он с мрачным видом кивнул, и я вкратце поведал ему о своих страданиях. Солнце между тем нещадно палило, и знаете, что вдруг произошло? Аптекарь неожиданно настежь растворил двери, широко раскинул руки и на прекрасном английском языке воскликнул:

— Войди, сын мой! Добро пожаловать!

Маррей появился так же внезапно, как исчез, и мы вошли в дом. К своему удивлению, мы оказались в удобной, по-европейски обставленной квартире. Не успел я опомниться, как уже сидел в глубоком кресле с прохладной повязкой на лбу, а передо мной стоял бокал с холодной кока-колой. Понять что-нибудь было невозможно.