Малые не помышляли о распре со Всеборами, а охотились на тура. Туром назвался сам Коломир, спешивший обучить последыша главной охотничьей сноровке. Он наступал на братьев и уже отбросил Уврата на кусты шиповника. Тот теперь кружил стороной, злобно сопя и дергая зубами из ладони шпы. Вскоре старший брат и Ратшу так боднул в бок, что посчитали -- насмерть. Ратша, поднявшись на ноги, остался стоять на месте и с ухмылкой наблюдал, как самые младшие во главе с Будом то подступают к туру кучей, мешая друг другу, а потому только сильнее страшась быка, то вновь рассыпаются во все стороны и тогда каждому на просторе становится весело и совсем нестрашно. Бык из Коломира получался самый лучший -- самый сильный и умный тур.
Последыш держался с краю, не отбегал далеко, замыслив прыгнуть туру прямо на загривок, когда тот кинется за кем-нибудь вдогонку, и той охотничьей уловкой удивить всех. Невольно он следил и за сторожевыми всажниками, темневшими поодаль. Внезапно на окоеме возвышенности возник еще один, какого с утра в этих местах не было видно. Тот всадник неторопливо двинулся вниз, в сторону потешной охоты.
Княжич замер на месте и с затаенным испугом стал смотреть на нового всадника. Живая тяжесть двигалась вниз по пологому склону, вырастая в размерах.
-- Держись, увалень! -- не вытерпев растерянного вида молодшего, крикнул Коломир.
В тот же миг сила подхватила последыша, подбросила вверх. Небо и земля перевернулись -- и последыш кубарем покатился по жесткой стерне, сразу исколовшей ему все бока и руки.
Так, без всякого труда, Тур-Коломир покончил с еще одним охотником -- тем самым, для кого и затевалась важная забава. Оттого он крепко рассердился.
-- Чего ворон считаешь? -- грозно надвинулся Коломир на последыша и даже больно пихнул его ногой.
Последыш живо вскочил с земли, не чувствуя ни обиды, ни стыда за свою оплошность, и показал пальцем на всадника:
-- Вон же! Едет кто!
Коломир тоже стал смотреть, будто раньше не замечал никого вокруг, кроме братьев. Тогда и остальные разом повернулись в ту сторону и затаили дыхание.
-- Может, бежим, а? -- предложил Уврат.
-- Погоди! -- резким жестом остановил порыв младших Коломир.
Всадник приближался, хотя стука копыт не было слышно, а его тень тянулась с восточной стороны крылатым копьем. И он смотрел последышу прямо в глаза.
Тот всадник казался
-- Княжич! -- сказал всадник, когда малой уже запрокинул голову, неотрывно глядя на две маленьких черных луны.-- Твой отец, князь-воевода, зовет тебя. Садись.
И тогда последыш вдруг, против своей воли, очутился за неведомой межой. Он один из всех братьев оказался нужен отцу -- такого не случалось никогда. Все братья остались у него за спиной, по ту сторону межи, и теперь оказалось страшнее всего -- просто оглянуться на них, живых и растерянных.
Тогда последыш попытался перебрать в памяти весь целиком вчерашний день -- от пробуждения до гаснущего огонька последней лучинки -- и не нашел в том дне никакой такой вины перед отцом, которую нельзя было разделить на всех.
Всадник нагнулся с седла, бережно поднял последыша, и тогда он увидел всех своих братьев сверху, с коня. Братья смотрели на него, как смотрят на летящую высоко в небе неизвестную большую птицу. Даже Коломир был растерян и стоял, обгрызая ноготь на большом пальце.
Чья-то чужая, неумолимая сила отнимала последыша от братьев и забирала с собой в неизвестное место.
Конь стал поворачивать, и его тень стала поворачиваться вместе с ним против солнца.
Последыш успел помахал своим братьям рукой, смутно надеясь, что потом, как только его отпустят, он прибежит на поле бегом, нигде не останавливаясь, и обо всем, что случилось с ним одним, сразу расскажет Коломиру.
Темный конь в одно мгновение ока домчался до Большого Дыма. Тень вытянулась пред конем заговоренной тропой, на которой только стоит пройти два шага, как она сразу вздымается позади и, чтобы не упасть, надо сделать и третий шаг, чтобы тотчас оказаться на дальнем ее конце.
Повиснув на руке всадника, последыш опустился на землю перед самыми воротами кремника и, когда, сделав несколько шагов к воротам, обернулся, позади на земле уже не было ничего, кроме завившейся косой травы и далекого перестука копыт, ручейками стекавшего в глубокий овраг.