Цареградский оборотень. Книга первая

— Нам и дожидаться не надо. Своей силы — немерено, — смело хватил давно уж набравшийся храбрости слобожанин. — Ты стой здесь, княжич и дожидайся не Перунова грома, а моего крика. Как я отыщу в веже становую жилу, так покажу тебе, откуда-куда дышать бегом. Будешь, как крона древесная, помогать ветру валить ствол. А заодно — примеряйся, как с вежи прыгнуть, когда она стелиться начнет. Не ровен час — расшибешься, как яйцо птичье, коли прямо на землю ступишь с такой вышины. Примеряйся к кустям и веткам, чтобы словно на мягкий стожок пришлось.

Так изумился слободскому искусству княжич, что больше ничем не перечил побратиму.

Брога шустрой белой пробежал по ступеням вниз и у самой подошвы вежи стал ощупывать ее стены, ища, как учил брат, становую жилу. Обошел он изнутри весь сруб трижды, потому что опыта никакого еще не имел. Да и радимичи с вятичами ненароком мешали Броге. Пришлось ему, скрепя сердце, еще не то двоих, не то троих, ткнуть между ног мечом, а потом и добить по хребту, чтоб не мучились и своих отомстить не звали.

Наконец показалось слобожанину, что в одном из углов, стала медленно биться у него под пальцами, как на человечьей вые, одна тугая теплая жила. Там и смолы на щелях выступило больше, и липла она к пальцам сильнее, и пахло от нее как будто медом. Тогда надавил Брога в то место кулаком — и пихнул плечом сначала в правый венец, потом — в левый.

Скрипнули, будто с испугом, обе стены.

Шевельнулось и под ногами у Броги, как на болоте.

Радостный Брога взлетел наверх и показал княжичу, от какого угла к какому бегать.

— Давай, княжич, без устали. Туда-сюда. Будто ты — голодный кобель на цепи.

— И для тебя, побратим, я — лохматый кобель ныне, — покачал головой Стимар.

— Уж не обессудь, побратим, — ничуть не смутился Брога. — Хоть кобелем, хоть лисою — нынче лишь бы ноги унести.

— А ты как же? — побеспокоился княжич о побратиме. — Не завалит тебя самого, когда падать начнет?

— Брогу лесом завалить, что таракана — дровами. Он свою щель найдет, — успокоил княжича слобожанин и снова нырнул вниз, только посыпались горохом по лестницам вежи его быстрые шаги.

Вернулся он на тайное место, уперся снова кулаком в жилу, развернул плечи и крикнул наверх:

— Начинай справа налево, княжич, как указал.

Стимар принялся бегать туда-сюда по указке Броги, и показалось ему вскоре, будто пол принялся из середины горбом расти и потому сбегать с него на обе стороны стало легче. Удивился он, замер и удивился еще больше: в самом деле начала раскачиваться вежа, как лодка и лес вокруг Лучинова кремника заходил волнами.

— Туго стало, княжич! — донесся снизу голос Броги. — Не выпал ли ты, отзовись!

Стимар отозвался и снова дал подмогу его рукам своими ногами. Но теперь на ходу уже зорче вглядывался в лес, присматривая себе крону погуще и кусты помягче.

Не замечал ни он, ни Брога — обоим было уже не до врагов, — как позабыли радимичи и вятичи про свою жестокую сечу и сбились одним глупым стадом на другой стороне кремника, задрав головы, разевая рты и невзначай проглатывая последних осенних мух. Страх охватил воинов — никогда они не видали, чтобы вежи шатались, будто немало испивши хмельного меда.

Наконец сдалась вежа, не выдержала, вздрогнула и треснула всем своим полым столпом — так громко треснула, что раскололись в Лучиновом граде все глиняные горшки и кувшины, а в лесу, на три поприща вокруг, разом поосыпались с деревьев все листья. Захрустели у вежи венцы, как кости, повылетали из венцов снизу двухобхватные бревна и подавили число вятичей куда большее, чем положили своей силой и отвагой отбивавшиеся от них радимичи — не пропала зря их вежа. Она стала крениться и, как только указала своим «петухом» уже не на Солнце, ставшее на полдень, а только-то на самое высокое в лесу воронье гнездо, так княжич оттолкнулся от вежи изо всех сил ногами и стремглав полетел на выбраный им в лесу ясень.

Только не подумал он о том, что вежа поделится с ним силой своего падения, превратившись в подобие ромейской метательной машины. Полетел он куда дальше того места, где стоял ясень, и с горя свалил всю вину за плохой глазомер на Брогу, полагая, что перестарался побратим, которому после затвора в погребе от злости и стыда сил девать было некуда.

Княжич пролетел еще над двумя ясенями, потом над тремя кленами, потом смахнул шишки с вершин девяти елок и приготовился разбиться насмерть. И вдруг он увидел, что на самом краю лесной балки, между высокими деревьями, растянута большая сеть. Так радимичи в своих лесах, как в ту пору и все прочие племена, ловили, будто рыб в море или озере, стаи улетающих на полдень птиц, а заодно и свои мудрые мысли, залетавшие зимой и летом в чащобу, а по осени тянувшиеся вслед за пернатыми.

«Птицей уйти не вышло, поднатужимся — рыбой, — едва услышал Стимар свою мысль сквозь свист в ушах. — Все лучше, чем уходить от своих волкодлаком.»

Княжич выставил в сторону ногу, больно зацепился на ветку, чтобы покончить с полетом, оттого сразу круто скосил головой вниз и угодил прямо в середину сети.