Цареградский оборотень. Книга первая

Брога обомлел и скрылся весь под водой. Княжич успел ухватить его за ворот и потянул наверх:

— Ты куда, Брога? За раком?

Воин замотал головой, раскидывая брызги:

— Помилуй, княжич. Тебе поклон земной. До дна как раз и будет. А ты вот не позволил.

Княжич привлек к себе друга детства и обнял его, пусть инородца, но все же своего, по племенному корню. Вода сомкнулась над обоими и понесла прочь от земли Турова рода — к морю.

Жеребенок, торопясь, семенил вниз по течению и тонко заржал, наткнувшись на непреодолимые заросли ивняка.

Далеко отстав от ромейского корабля, оба поднялись из реки, окутанные клубами пара, а когда вернулись назад по берегу, Брога вытянул из-под кустов брошенную туда раньше седельную суму и извлек из нее подбитую собачьим мехом накидку.

Княжич отстранил его руку:

— Оставь, не мерзну.

— Свет еще глубоко… А тут, низом, лихорадка часто бродит, — тихо проговорил воин, чтобы ненароком не позвать лихорадку. — Возьми, княжич, мой корзн, пока до своих не дошел. Добро заговорен. Послушай раз и молодшего.

Теперь изумился княжич. Он, сын князя-воеводы, назвал кметя, хоть и знакомого с детства, но чужеродного, братом, а тот, улучив черед, отдал ему еще большую честь, отозвавшись по-кровному — молодшим. Если б стояли оба на меже, так в единый миг затянулась бы межа у них под ногами и не раскрыть бы ее потом вновь ни сохой, ни железным плугом, хоть режь землю до самого подземного царства.

— Запомним, Брога. Разломим на двоих, — сказал княжич, посмотрев слобожанину глаза в глаза, и принял накидку.

Он не заметил, как дрогнула рука Броги, который вдруг увидел, что глаза княжича смотрят по-разному: правый глаз вроде бы ясно видел Брогу, а левый смотрел так, будто и не было перед княжичем никакого Броги, а была лишь одна пустая даль, до края которой никакой птице не долететь, не растаяв раньше в небесах.

Брога испугался, но вида не подал, а как только отвернулся от него княжич, быстро пробежал пальцами по холодным от воды ожерельям, висевшим на груди, и вычертил перед собой охранительный знак — круг, пересеченный косым крестом.

Княжич, как шел, так и шел себе — не рассыпался пучками гнилой соломы, не разлетелся вороньими перьями, не заверещал, проваливаясь в землю, захлебываясь ею и цепляясь за кочки огромными синими ногтями, какие вырастают у заложных мертвяков. Даже не запнулся ногой.

«Помстилось», — легко вздохнул воин и, поспешив взобраться первым на береговую крутизну, подал княжичу руку, а уж потом вывел за поводья наверх и тянувшуюся следом кобылицу.

Жеребенок, не справившись со своими ходульками, застрял на осыпи. Тогда сам княжич живо спрыгнул обратно и приподнял малого. Тот забрыкался было, но тут же затих.

«Чует, признал живого», — вновь с облегчением вздохнул Брога.

Отпустив наверху жеребенка, сын северского воеводы с наслаждением понюхал ладони.

— Видать, тоску избывал княжич, — заметил воин.

Внизу, на ромейском корабле, уже бойко копошились, но весел пока не выставляли.

— У нас на Большом Дыму должны знать, — сказал княжич, полагая, что все же стоит поторопиться. — Вчера пустили на берег вестового.

Луга быстро светлели, а лесная гряда на востоке наливалась густой рассветной тенью. Темное облако турьего стада вновь приникло к земле и, заполонив собой всю полуденную сторону земного окоема, окуталось тяжелым паром.

Брога смотрел в другую сторону, следя за мельтешившим у перелеска лисьим выводком.

Вдруг он рассмеялся, и княжич сердито толкнул его в плечо:

— Делись.

— Чего хочешь, княжич? — спросил Брога, хитро прищуриваясь.

— Домой. Более ничего. Ни спать, ни есть.

— Не дожидаясь? — чуть помолчав, проговорил Брога; его смутило, что княжич как бы наперед отказывается от еды, и, если блюсти себя, как полагается, то вновь потребен заговор против блазна и всякой нечисти; откуда ни посмотри, негоже встречал он княжича… — Как же без величания?

— Пусть ромеи дожидаются, — отмахнулся княжич, не заметив перемены в голосе воина, ибо сам еще не съел чудесных ушей цареградского силенциария. — Им величания — вместо хлеба.

— Вот и смекай, княжич, — заговорил Брога уже смелее, потому как тайно пошевелил пальцами у него за спиною, просыпав на землю щепоть обережной соли. — Хочешь добраться скорей — срезай дорогу через Лисий Лог, по новым палям. Там жгли поверху, да Лог не удержали. Выгорел весь до самой реки, как солома в лодье. Так с весны чернота и лежит. Гляди, сами, как шиши болотные, почернеем. Всю свою родню распугаешь, княжич… А родова-то тебя из ирия[21] ждет с белыми крыльями, будто лебедя…

Княжич искоса посмотрел на воина, тот — на княжича, и лисята, забыв про перепелов, сорвались и дунули в перелесок, спасаясь от страшного человечьего хохота, раскатившегося по всей округе.

Воин радовался: княжич смеется вместе с ним, а смеются только живые. И увидев, как вила взмахнула крыльями от чудских болот до самого Дикого Поля, он бросил поводья и устремился вверх по склону пологого холма, прямо по густой и высокой, отяжелевшей от холодной влаги траве. Кобылица со своим малым припустили за ними вдогонку.