Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

Несмотря на все свои дурные наклонности, Николас Франко, следуя семейной традиции, по достижении восемнадцатилетнего возраста поступил в Академию военно-морской администрации. И хотя со стороны казалось, что Николас больше жаждал красивой жизни и удовольствий, чем успехов на профессиональном поприще, на деле он оказался старательным и дисциплинированным трудягой, дослужившись в конечном счете до максимально возможного звания генерал-интенданта, или вице-адмирала. Впрочем, возможно, этим он был обязан скорее длительному сроку службы, чем своим профессиональным качествам. Молодым офицером в возрасте двадцати одного года его отправили служить на Кубу, где он в полной мере вкусил от разросшегося там древа плотских утех. Затем Николаса перевели на Филиппины, где он стал отцом незаконнорожденного ребенка от четырнадцатилетней девочки. Ему дали имя Эухенио Франко Пуэй. (Много лет спустя зять Эухенио, Иполито Эскобар, предстанет перед каудильо и получит быстрое повышение по службе, превратившись из скромного библиотекаря в маленьком городке в директора Национальной библиотеки.) С большой неохотой дон Николас вернется в родные пенаты — благопристойный Эль-Ферроль. Он так и не смог сблизиться с местной элитой, военно-морскими офицерами и капитанами дальнего плавания, и не пожелал проникаться местными заботами в виде выполнения рутинных обязанностей по службе и получения каждодневной порции сплетен. Скука стала совершенно невыносимой. Николасу срочно требовалось развеяться.

Возможно, именно поэтому 24 мая 1890 года, в возрасте тридцати пяти лет, он принял совершенно невероятное решение — жениться на глубоко набожной двадцатичетырехлетней Пилар Баамонде-и-Пардо де Андраде, дочери начальника портового арсенала. Поначалу Николаса, несомненно, привлекали в Пилар ее чистая, хрупкая красота, правильный овал лица и мечтательные, полные меланхолии глаза. Возможно, он нуждался в том, чтобы рядом находилась строгая, критичная личность, чтобы умерить его необузданные аппетиты. В социальном отношении это был удачный брак, и тот факт, что Николас добился руки одной из самых красивых и желанных женщин в Эль-Ферроле, конечно, льстил его тщеславию. С другой стороны, эгоистичный Николас в лице своей супруги не мог выбрать никого более склонного осуждать его поступки и образ жизни. О нем отзывались как о «беспечном светском щеголе», даже «повесе и распутнике» и «общительном гуляке, выпивохе и бабнике, совершенно не приспособленном к семейной жизни». За ним прочно закрепилась «репутация спешащего жить бонвивана-вольнодумца». Постоянно восставая против жестких нравственных требований жены, дон Николас так и не станет ни верным супругом, ни заботливым отцом.

У этой столь не подходящей друг другу четы в быстрой последовательности появились на свет пятеро детей: Николас родился 1 июля 1891 года, Франсиско — 4 декабря 1892, Пилар — 27 февраля 1895, Рамон — 2 апреля 1896 и Пас, младшая дочь, — 12 ноября 1898. Но родительская ответственность супругов не ограничилась этими пятью детьми. 25 апреля 1894 года скончалась тетка дона Николаса, оставив своего мужа с десятком детишек в возрасте от двух до шестнадцати лет. И тот назначил Николаса, своего племянника и ближайшего соседа, их опекуном. И, когда дядюшка, в свою очередь, почил в бозе, младшие дети нашли в донье Пилар вторую мать. Второй, самый младший из сыновей, Франсиско Франко Сальгадо-Араухо, или, как его прозвали, Пакон⁴, которому к моменту смерти матери было четыре года, стал любимцем доньи Пилар. Дневники и мемуары, в которых он вел хронологию их почти ежедневных контактов со своим младшим кузеном Франсиско вплоть до 1971 года, служат источником ценных сведений о раннем детстве, этапах военной и политической карьеры каудильо.

Сильнейшее влияние на юного Франсиско оказала мать. Основываясь на его собственных идеализированных воспоминаниях, а также на воспоминаниях Пакона, большинство биографов Франко изображают донью Пилар безупречной женщиной, сравнимой едва ли не с Богоматерью. Друг Франко и его первый биограф, Хоакин Аррарас, так описывает ее: «Она всегда владела собой, жила активной духовной жизнью, встречая невзгоды с безмятежностью и стойкостью, которые можно было бы назвать стоицизмом, если бы их более точно не охарактеризовали как христианскую добродетель». Гонсалес Дуро утверждает, что «ее спокойствие перед лицом несчастий вызывало восхищение так же, как и невозмутимая улыбка, с которой она принимала страдания». Пол Престон отзывается о ней как о «кроткой женщине с ясной душой, обладавшей непоказным чувством собственного достоинства и глубокой набожностью». А Пакон торжественно заявляет, что «ее пример и ее врожденная религиозность оказались самыми ценными в их воспитании».