С другой стороны, заговорщики уже успели подняться по маленькой лестнице, когда Пален вошёл во двор, где были выстроены два гвардейских батальона. Он сменил командира охраны, гатчинца, приказав ему, как военный генерал-губернатор, отрядить двенадцать человек, чтобы арестовать Обольянинова, и послать двенадцать других — к дому Нарышкина. Словом сказать, он беспрерывно занимал своих гвардейцев, измышляя всевозможные приказы и мешая им таким образом обратить своё внимание на то, что происходило наверху.
Заговорщики[130]
сперва заблудились в лабиринте коридоров замка, но Уваров, знавший здание, собрал их опять и провёл через залу кавалергардов, которых Пален сумел перевести за несколько дней до этого в более отдалённое от спальни (государя) помещение. Вследствие этого императора в данный момент охраняли лишь два стоявших у его двери лейб-гусара. Когда последние увидели в такой непоказанный час Зубовых в сопровождении других заговорщиков, они перегородили им дорогу, несмотря на то, что адъютант сказал им, что эти господа явились по выходящему из ряда вон делу. Один из гусаров крикнул громким голосом: «Я вас не впущу!» — и угрожал обнажённой саблей первому, кто осмелится силой переступить через порог (спальни). Тогда некоторые из заговорщиков также взялись за сабли, чтобы защищаться от ударов, наносимых им гусаром: человек 5 или 6 бросились на него и ранили его, между тем как остальные схватили его товарища, который не оказал никакого сопротивления.Государь был разбужен шумом; он вскочил с постели в рубашке и, не успев отпереть двери, которая вела в покои императрицы, спрятался за ширмы. Заговорщики вошли (в спальню), направились прямо к кровати и, не найдя Павла в ней, испугались, думая, что дело их не удалось. Они поспешили к дверям и при этом случайно заметили государя. «Как! — кричал он в бешенстве, обращаясь к князю Зубову. — Разве я для того вызывал тебя из ссылки, чтобы ты сделался моим убийцей?» Зубов принялся читать вслух акт об отречении от престола, но он дрожал и заикался. Тогда Беннигсен сказал: «Ваше величество, вы не можете больше царствовать над 20-миллионным населением; вы делаете его несчастным; вам лишь остаётся, ваше величество, подписать акт об отречении от престола». Государь, кипя от гнева, отказывался (исполнить это требование). Тогда князь Яшвиль крикнул: «Ты обращался со мною, как тиран, ты должен умереть!» При этих словах другие заговорщики начали рубить государя саблями и ранили его сперва в руку, а затем — в голову; тут они схватили его шарф, лежавший близ кровати, и, невзирая на сильное сопротивление с его стороны... Перо выпадает у меня из рук... Павла нет больше в живых. Увы! я должен довести до конца рассказ об этом ужасе, и у меня хватит смелости сделать это.
Пока всё это совершалось наверху, Кутайсов был разбужен раненым гусаром, кричавшим:
— Спешите к государю, его убивают!
Сперва он хотел было подняться наверх; но смелость покинула его, и он бросился бежать, выскочил на улицу в туфлях и сюртуке и, достигнув дома г. Л(анского) на Литейной, спрятался там и не показывался нигде до следующего дня.
Пален и Валериан Зубов находились внизу в страхе и трепете, так как никто (из заговорщиков) не возвращался к ним. Но вот те наконец спустились, и раздались громкие возгласы:
— Павел умер! Да здравствует Александр!
Пален и сопровождавшие его командиры вторили им, солдаты же молчали.
Тогда Уваров и Талызин сказали им:
— Как! Вы не рады, что Александр ваш император?! Павел захворал сегодня утром; он только что скончался, и наш новый государь заставит нас забыть своего отца, который был уже чересчур строг.
Пален по-немецки спросил своего адъютанта, побывавшего наверху:
— Что, он уже холодный?
— Да, я уже докладывал вам об этом.
— Тогда я поднимусь.
Он направился прежде всего к г-же Ливен, разбудил её и сказал ей:
— Подите к государыне и доложите ей, что Павел скончался от апоплексического удара и что Александр наш император.