Весьма характерны политико-идеологические метаморфозы при изображении исторической роли евреев. Их многократно превращали из самого забитого и преследуемого народа в угнетателя и спаивателя бесхитростных россиян; из героев гражданской и второй мировой войны в толпы, штурмующие Ташкент; из враждебных России и советской власти космополитов в ее главную опору; из террористов, стрелявших в вождя революции, в его верных друзей и последователей. Да и сам вождь из
Ныне самым
Такие метаморфозы происходили и происходят во всех сферах советской и постсоветской исторической «науки». Книга Л. Животовского «Неизвестный Лысенко» в этом смысле весьма показательна.
История — наука точная. Не менее точная, чем математика, физика или молекулярная генетика. Что было — то было, тут ни убавить, ни прибавить, по слову поэта. Переделка прошлого по прямому или косвенному заказу властвующей идеологии — это материализация мрачной утопии Оруэлла.
Сказанное не означает, что сложившиеся представления о деятелях прошлого навеки незыблемы. Пересмотр возможен и необходим, когда обнаруживаются новые факты и документы, конфликтующие со сложившимися представлениями. В биографии Лысенко немало темных пятен, их прояснение, возможно, потребовало бы уточнить некоторые оценки.
К примеру, из какой семьи происходил Трофим Денисович? Сам он позиционировал себя сыном крестьянина. Но, согласно марксистской доктрине, для всех тогда обязательной, крестьянство делилось на классы эксплуататоров (кулаков) и эксплуатируемых (бедняков), между коими стелилась неудобная для классового сознания прослойка середняков. Кем же был отец Трофима Лысенко? Наверняка не бедняком, а то газеты трубили бы о сыне крестьянина-бедняка. Был ли Денис Лысенко кулаком или середняком? Судя по тому, что его земельный надел вырос от 2 гектаров до 14-ти, вести дела он умел, и без наемного труда вряд ли мог обходиться. Если так, то каким образом ему удалось избежать репрессий, обрушившихся в годы коллективизации на «кровопийцев-кулаков», а его сыну — поддерживать имидж «народного» ученого? Насколько я знаю, местные архивы на этот предмет никто не исследовал, и г-н Животовский этим себя тоже не утруждал. Отец Трофима Лысенко в книге лишь бегло упомянут. Даже о судьбоносном для Трофима опыте с посевом озимых весной, произведенном его отцом в своем хозяйстве в 1929 году, в книге не упомянуто. А ведь вне этого события
Другой пример — средняя школа садоводства в Умани, где Трофим Лысенко учился с 1917 по 1920 год. У кого учился, чему учился, учился ли вообще?? Это сплошное белое пятно в его биографии, или, если хотите — черная дыра. То были годы войны — мировой, потом гражданской, а Трофиму Лысенко было от 19 до 22 лет. Умань захватывали то красные, то белые, то различные банды. Всем требовались пополнения. Мужчины, способные носить оружие, подлежали мобилизации — добровольной, либо принудительной, либо добровольно-принудительной (гениальное, кстати, изобретение большевистских идеологов). Как Трофиму Лысенко удавалось многократно этого избегать? Или не всегда удавалось? Если так, то в чьем войске и как долго он служил? (Наверняка не в Красной армии — иначе его сделали бы героем гражданской войны). Всего этого мы не знаем. Казалось бы, столько возможностей для исследователя неизвестного Лысенко! В книге Животовского обо всем этом ни пол слова.
Кто был учителем Трофима Денисовича?
О Н.И. Вавилове мы знаем, кто были его учителя, чем он был обязан каждому из них. А о Лысенко? Своим учителем он называл И.В. Мичурина. Однажды он приезжал к Мичурину в Козлов, но по одним сведениям, после короткого разговора чем-то рассерженный Мичурин палкой выгнал его из своего кабинета, а по другим — он заперся и отказался его принимать, так что Трофиму Денисовичу пришлось уехать, не повидав «учителя». Интересно было бы проверить эти сведения по архивам Мичурина и Мичуринска. Однако автор книги о «неизвестном» Лысенко этим тоже себя не утруждал[385].