Царевич Ваня и Серый Волк

– Надо бы Поляну быстрее сжечь. А то воины батюшкины слишком плохо себя ведут. Вдруг ее освободить захотят, да вместо тебя царицей сделать?

– Пока царь Дубрав жив, делать этого нельзя. Вдруг выздоровеет? Тогда нам плохо придется. Вот помрет, тогда уже и с Поляной разделаемся.

– Поскорее бы уж! – вздохнули царевичи.

Ушли они спать. А на утро опять буянить ссориться начали. Подерутся, затем помирятся, выпьют вместе, потом опять в драку. И так день за днем. Бестолковые, пустые головы. Одно веселье в глупом умишке. Кто на них не взглянет, сразу думает – «И как такие олухи великой державой править будут?»

А царица Забава, места себе не находит от волнения. Особенно тоскливо и страшно ей стало, когда пропала ее рабыня верная Хазария. Искали ее слуги и служанки, по всему дворцу искали, да не нашли. Как в воду канула. Трудно царице без ее советов и наущений. Некому совет дать, некому думу подсказать.

День за днем проходят, а царь Дубрав все не умирает.

– Дышит еще, – с поклоном докладывают каждое утро царице слуги, да знахари-врачеватели. – Жив царь Дубрав.

Пусто в покоях царских. Лежит он один одинешенек на постели своей, в белом саване. Смерти дожидается. Но что-то к нему смерть не торопится.

Раз вечером царица Забава пошла мужа навестить. Посмотреть, как он там. Вошла в опочивальню. И увидала на приоткрывшейся ставенке, сидящую кукушку.

– Прилетела? – спросила ее Забава. – Когда же песню запоешь свою поминальную по супругу моему?

Кукушка посмотрела на царицу, но никакого звука не издала. Осталась молчалива и недвижима.

Вздохнула царица, обернулась, посмотрела на мужа, и только тут увидела, что не одна она в помещении. И от страха чуть сердце у Забавы не разорвалось, потому что такое она вдруг увидела, чего мало кому из смертных видеть доводилось.

Лежал царь на кровати, руки на груди скрестив. А по обе стороны от него неизвестно откуда появились два кресла резных. На одном сидел старик древний и тощий, на другом же сидела дева, которую можно было бы назвать красавицей, если бы не было у нее такого скорбного да изможденного лица, которое делало ее чуть ли не безобразной.

И поняла Забава, что это предвестники смерти Дубравовой. Хворст – покровитель болезней, немощи и старческой слабости и Мора – богиня бесплодной болезненной дряхлости, увядания жизни и неизбежного конца ее.

Сидят Хворст и Мора, молчат. Смотрят внимательно на Дубрава и ждут.

Но не только Хворст и Мора были тут. Вокруг царя лежащего, водили хороводы сестры Лихорадки, крылатые дочери царя Ирода. Злые безобразные девы, чахлые, заморенные и вечно голодные, прилетели они из самых дальних подземелий Ада и поют теперь тихую песню, от которой умирающий царь вздрагивал и стонал и корчился от боли невыносимой. А страшные и тощие словно скелетины сестры, числом в двенадцать, вытягивали у него остатки сил. И только один Ведогон Дубравов, братец его невидимый, дух добрый, что при нем живет от самого рождения, вокруг царя летает, да Лихорадок от человека отгоняет. Трудно ему. Ох, трудно! Один он, а злодеек много. Пока с одними дерется, другие на царя с другой стороны наседают. Подтачивают, его как червь яблоко. А Ведогон, все же не сдается. Сильный дух у царя Дубрава. Бьется и сдаваться не собирается. И душу царя, которая уже давно по тому свету гулять отправилась, обратно зовет. Да только не хочет возвращаться обратно в тело душа Дубрава. Нет сил у нее для этого. Светящимся мальчиком гуляет она по темному коридору, и лишь грустно назад оборачивается. А его уже Желя и Кручина оплакивают, две вечно печальные сестры-красавицы с черными длинными распущенными волосами. Сопровождают они всякого человека в его первых подступах к потустороннему загробному миру. Льют они по Дубраву слезы горькие, поднимают вверх руки прозрачные, на колени падают. Желя, само воплощение беспредельного сострадания, Кручина – олицетворение печали и укора. Почти похоронили скорбные девы царя Дубрава. И все это предстало глазам царицы.

Подкосились ноги у Забавы, еле силы она в себе нашла. Повернулась и побежала из царской спальни прочь. Прибежала к себе и упала без чувств. Когда очнулась, огляделась, затем руками лицо закрыла. И тут царица зарыдала. Во весь голос. Прямо посреди ночи. Сбежались няньки служанки.

– Что случилось, матушка? – спрашивают.

Да только царица их вон прогнала. Одна остаться захотела. Только воды попросила подать. Напиться захотела. Дали ей уточку резную, водицей свежей наполненную, и ушли няньки служанки. Осталась одна царица. Пьет воду, и слышит, как стучат у нее зубы от страха.

И тут вдруг вскрикнула Забава и с плеском воду разлила, уточку уронила, потому что увидела перед собой сгусток дыма черного, прямо перед ней повисшего. И в сгустке этом разглядела она лицо Хазарии.

– Что, царица, узнаешь ли меня? – захихикала ведьма. – С того света к тебе я явилась. Нет мне там покоя, пока здесь на земле все дела не улажены. Как дела твои, голубушка? Помер ли твой супруг ненаглядный? Или жив еще? Что-то я его там не встречала. Знать, держится еще, старый пень.