Царевна

Ой, как голова-то болит… забыла я совсем, что тело-то у меня детское, потому не уследила за нормой. Товарищи офицеры отнеслись к этому с пониманием. То есть тело принесли, уложили, и все. А утром я с больной головой виновато смотрю в мамины глаза. А мамочка улыбается и протягивает мне кувшин.

— Отпей, доченька, — говорит она мне. — Сразу легче будет, батюшка твой не раз на себе проверял.

— Ты не сердишься? — тихо спрашиваю я, потому что стыдно неимоверно.

— Нет, маленькая, — качает она головой. — Это ваша воинская традиция, а то что нормы ты своей не знаешь, так то предсказуемо, ребенок ты еще. Так что пей отвар, одевайся и пойдем к Яге.

— Да, мамочка, — киваю я, присасываясь к кувшину.

Интересно, что мы у Яги-то забыли? Ладно, думаю, скажут, тем более что у меня самой к ней вопрос образовался, потому что я на свои, по идее, пятнадцать не выгляжу, вчера ребята обратили мое внимание на этот вопиющий факт. Желудок подает сигнал, намекая на то, что поесть после волшебного кувшина было бы очень неплохо. Я переадресую эту проблему маме, подкрепив ее жалобным взглядом. Царица магической Руси хихикает.

— Пойдем откушаем, — улыбается она мне. — Видела бы ты себя сейчас.

Ну, как я сейчас выгляжу, я и так неплохо представляю. Но голод не тетка, и подумать о том можно будет и попозже. Я цепляюсь за мамину руку, против чего она совсем не возражает, идя в трапезную. Вот, кстати, странность — Возвращение Сути мне сделали, по идее, мне должно быть пятнадцать, почему я тогда веду себя, как совсем ребенок? Неужели стрессы так сказались?

Все больше замечаю за собой этот факт — несмотря на опыт и знания, я дите дитем. Не скажу, что такого невозможно, но причина-то должна быть? И грудь у меня совсем не мамина, хотя должна бы уже вымахать. Ладно, Ягу спрошу, потому что беспокоит меня это. Знаю, что все будет, но вопросы просто душат. На мальчиков смотреть интересно, но и только, а в пятнадцать уже должно и в голове на эту тему включаться, я точно знаю.

Завтрак у нас сегодня плотный, но я налегаю больше на перепелиные яйца, потому что мяса почему-то просто не хочется, а хлеб душистый, отказаться от него просто выше моих сил. Запиваю все терпковатым кисленьким морсом и сама чувствую, как начинаю добреть. Солнышко сияет ярче, и вообще жизнь прекрасна. Заулыбавшись, я на мгновение грубо нарушаю этикет, прильнув к маме, но точно знаю, что мне за это ничего не будет, потому что нет тут больше никого, а слуги и сами рады возвращению Милалики. Очень уж мамочка плакала…

К Яге именно идти, как оказывается, никуда не надо — в прилегающей к спальням горнице большое зеркало стоит, через него можно и поговорить, и к себе пригласить. Вот она, настоящая магия, а не палочкомахательство всякое. Мамочка активирует зеркало и трижды произносит приглашение Яге в гости.

— Здравствуйте, — здороваюсь я, изнывая от нетерпения.

— Здравствуй, — очень по-доброму улыбается мне легендарная наша. — Как поживаешь?

— Лучше всех, — улыбаюсь я в ответ. — У меня вопрос есть…

— Давай послушаем вопросы дочери твоей для начала? — предлагает маме Яга. — А то ее того и гляди разорвет.

Они добродушно смеются вместе, а я немного даже смущаюсь. Но мне действительно надо узнать, бороться ли со своим состоянием или нет. Для меня это очень-очень важно! Даже важнее того, почему я на Герма не бросаюсь, хотя должна бы, по идее. Что значит, по чьей? По моей, разумеется!

— Яга, мне в Британии сделали Возвращение Сути, то есть я вроде бы стала пятнадцатилетней… — начинаю я.

— Да? А почему не двадцатилетней? — сразу же интересуется она в ответ. — Твоему телу там сколько было?

— Что-то около двенадцати, может меньше, но… — я не понимаю, что она хочет сказать.

— Ну вот ты и вернула свое тело, — улыбается мне легендарная наша. — Но взяться пятнадцатилетнему телу у двенадцатилетней девочки неоткуда, понимаешь?

— То есть мне двенадцать? — удивляюсь я.

— Да, доченька, — смеется мамочка, а я задумываюсь.

Теперь многое становится понятным. И почему меня так срубило, и почему поведение такое, совсем детское, и почему на Герма я не бросаюсь. О душе мне все еще раньше объяснили, да и есть разница между никому не нужной сиротой и царевной — другой уровень, другое восприятие, другие правила. А тело мое пока мальчиками не интересуется — у него другие проблемы. Выплываю я из своих размышлений, лишь почувствовав холод.

Прямо напротив мамочки и Яги стоит Смерть. Я ее сразу же узнаю, но как-то понимаю, что это не она за мной пришла, а мамочка ее позвала. Ну я же не хочу быть невежливой?

— Присаживайтесь, тетя Смерть, — приглашаю я ее. — Угоститесь с нами.

— Милалика, ты, конечно, чудный ребенок, — Смерть улыбается, но за стол усаживается, чем удивляет и Ягу, и мамочку. — Впервые меня чаевничать зовут…

Я вижу и ее удивление, не понимая, чем оно вызвано, а мамочка объясняет, что на меня сегодня слишком много свалилось — и абстинентный синдром, и открытие своего возраста, а потом спрашивает тетю Смерть, что это вообще было. Я вопроса не понимаю, зато наша гостья, я вижу — отлично.