Царевна-лягушка для герпетолога (СИ)

— Тогда что мы тут лясы точим? — набычился Радослав. — Все просто и понятно. Как обычно на охоте. Ставим силки, раскладываем приманку и прячемся, поджидая зверя.

— Главное, только место выбрать, — подытожил Сурай.

Я в совете мужей участия не принимала. Скромно сидела возле окошка на сундуке, чинно опустив до полу подол рубахи, и делала вид, что пытаюсь починить свою многострадальную ветровку. Хотя после сегодняшней ночи руки одеревенели и не слушались. Даже полкрынки сметаны, которые извела на них сердобольная Аглая, не смогли залечить всех мелких порезов. Впрочем, в стороне я оставаться не собиралась. Что бы по этому поводу ни думали брат и Лева. Пара сотен воинов из Слави — это, конечно, хорошо. Но я тоже, как выяснилось, чего-то стою. Только бы крылья в решающий момент не подвели.

— А обязательно было с собой девку-то тащить? — неодобрительно глядя в мою сторону, ворчал Радослав, изнывая в засаде и поминутно проверяя, надежно ли закреплена сеть.

Место выбрали на пастбище неподалеку от хрустальной горы, куда змей регулярно прилетал кормиться, утаскивая или сжигая за раз до шести коров. Бедных, ни в чем не повинных буренок специально привязали в зарослях, которые скрывали как сеть, так и охотников.

— Ты свои дореволюционные дремучие замашки-то брось! — еще раз убедившись, что я расположилась согласно плану в стороне от линии огня, строго глянул на сотника Атямас. — Она сейчас не девка, а боевой товарищ. Если по-вашему, преудалая поляница. Можно подумать, не царицы тут государством управляют.

— Вот то-то и оно, что если бы вместо этих разряженных куриц на престоле сидел нормальный князь, — мечтательно протянул Доможир, — не валилось бы каждый год на наши бедные головы всякое лихо.

— Это какой же такой князь? — пожевывая самокрутку, недобро прищурился Кочемас. — Не тот ли, который к нам из-за реки Смородины лезет? Можно подумать, ему одной Нави мало!

— Разговорчики! — сердито цыкнул на болтунов Сурай. — И вихры рыжие приберите, чтобы змей не заметил.

О приближении чудовища возвестил басовитый многоголосый рев, некстати напомнивший мне анекдот про Змея Горыныча, который хором пел не в лад. Следом поднялся ветер, пригнувший к земле не только молодые деревца, но и верхушки вековых дубов. В воздухе запахло серой, повалил густой дым, и вскоре на небе появилось стремительно приближавшееся облако, которое в пределах видимости сформировалось в чешуйчатое черное тело о шести головах на подвижных шеях.

Впрочем, до того, как я рассмотрела рисунок чешуи, напоминавшей каменное оперенье, и даже пересчитала количество голов, я увидела огромные кожистые крылья, которые и держали эту махину в воздухе. Уж не знаю, какими ресурсами обладала местная авиация, но даже в нашем мире против такого змея пришлось бы задействовать стратегические истребители-бомбардировщики. В воздухе дракон напоминал ракетный крейсер, вроде «Белого лебедя». Только помимо густого антрацитового окраса обладал странной аэродинамикой. Казалось, он делал кобру и летел задом наперед. Ибо шесть огнедышащих голов напоминали изрыгающие плазму сопла, а длинный мускулистый хвост походил на клюв истребителя.

Вот только все эти наблюдения и невольно напрашивавшиеся сравнения с авиашоу пришли уже потом. В тот миг я от всей души пожалела, что не осталась дома. Причем не в Красной слободе с Верой, Аглаей и Настасьей, а в родной Москве, как настоятельно советовал Никита. Какие там крылья, на которые я уповала? Я чувствовала себя оглохшей, ослепшей букашкой, наглотавшейся дыма с песком и боящейся даже голову от земли оторвать, чтобы откашляться. Единственным ориентиром, не позволившим мне в тот момент сойти от ужаса с ума, оставались руки Левы, прижимавшего меня к земле.

За почву еще следовало как-то удержаться. Ветер, поднимаемый чудовищем, не просто сбивал с ног: грозил унести за тридевять земель. Обжигающее пламя ослепляло. Я от всей души жалела несчастных буренок, которые с душераздирающим мычанием метались на привязи, безуспешно пытаясь спастись. О том, чтобы приблизиться к чудовищу, даже речи не шло. Зря только бедный Лева пожертвовал свой ноготь. Хотя змей, пикируя на добычу, задел заросли и запутался лапами в сети, для того, чтобы завершить начатое, надо было каким-то образом опутать хвост, головы и крылья, затянув сеть на спине. А этот эпический подвиг равнялся самопожертвованию.

Но что за маленькая фигурка повисла под брюхом чудовища, из последних сил цепляясь за сеть и пытаясь удержать змея на земле? В то время как другой удалец лезет рептилии едва ли не в пасть, размахивая, точно тореро перед быком, брезентовым плащом? И куда подевался Лева?

Нет! Только не это! Я, конечно, узнала обоих безумцев, и от этого мне сделалось совсем худо.