Царевна Софья

Впрочем, нужно с большой осторожностью относиться к этому источнику, содержащему немало противоречивых и явно недостоверных сведений.

Среди донесений и записок иностранных дипломатов выделяется оригинальностью известие датчанина Гильдебранда фон Торна: «Его (Ивана Хованского. — В. Н.) преступление было, как здесь говорят, в том, что он с лучшими стрельцами учинил бунт, для того чтобы вырубить всех бояр, тайно казнить царей, женить своего сына на молодой вдовствующей царице (Марфе Матвеевне. — В. Н.) и посадить его на престол».^{149}

Таким образом, в слухах о матримониальных планах Хованских фигурировали сразу три невесты из царствующего дома — Софья Алексеевна, Екатерина Алексеевна и Марфа Матвеевна. Впрочем, любые их намерения в этом отношении одинаково сомнительны, поскольку к тому времени князь Андрей уже был женат на княжне Анне Семеновне Щербатовой (по первому мужу княгине Прозоровской).^{150}

Приведенные выше сообщения не могут служить подтверждением данных «изветного письма», поскольку все они содержатся в источниках, написанных после рассматриваемых событий, а следовательно, в них мог быть интерпретирован и сам извет, который правительство обнародовало 18 сентября. Единственная не подлежащая сомнению информация во всём многообразии сведений о преступных замыслах Хованских заключается в том, что они кичились своим происхождением от литовских великих князей.

Тем не менее Софья после получения «изветного письма», судя по всему, притворилась напуганной. В тот же день двор поспешно выехал из Коломенского в село Воробьево, а 4 сентября переместился в село Павловское. Здесь царское семейство провело два дня в небольшом дворце на берегу Истры. Затем двор переехал в Саввино-Сторожевский монастырь под Звенигородом, где пробыл до 10 сентября.

Под защитой монастырских стен Софья попыталась предпринять первый демарш против Хованских: была составлена царская грамота во Владимир, Суздаль, Юрьев-Польской и другие города, адресованная стольникам, стряпчим, московским и городовым дворянам, детям боярским, копейщикам, рейтарам, солдатам и боярским слугам. В этом документе впервые действия московских стрельцов весной 1682 года были охарактеризованы как бунт и государственная измена: «…московские стрельцы всех приказов и бутырские солдаты по тайному согласию с боярином нашим с князь Иваном Хованским нам, великим государям, изменили и весь народ Московского государства возмутили».

В грамоте подробно описывались преступления бунтовщиков: расправы над стрелецкими полковниками, «воровское бесчеловечное убийство» бояр и ближних людей 15–17 мая, разгром Судного приказа, разграбление казны, поддержка раскольников, ополчившихся «на святую соборную Церковь». «А после того те же воры и изменники по своему воровскому совету с боярином с князь Иваном Хованским и с сыном ево с князь Андреем мыслили на нас, великих государей, всякое зло и бояр наших, окольничих, думных и ближних людей хотели побить всех без остатку для того, чтобы им Московским государством завладети. И для того своего богоненавистного соединения назвали они, воры и изменники, его, князь Ивана, себе отцом». Бунтовщики, говорилось в указе, нагло грозят людям всякого чина «воровскими копьями» и разорением и «живут во всяком бесстрашном самовольстве», а князь Иван Хованский «их не унимает и чинит им всякую помощь, и во всём на всякое зло и кровопролитие он и сын его князь Андрей им, ворам и изменникам, потакают и нашим великих государей указам во всём чинятся противны».

Далее сообщалось, что государи, не вытерпев «таких многих досад и грубостей и невинного кроворазлития», покинули Москву, а между тем князь Иван Хованский с «ворами и изменниками» в Москве «чинят всё по злому своему намерению, многих людей наглыми нападками разоряют», бьют знатных и честных людей на правеже по несправедливым искам, присваивают себе их дворы, «и оттого наше государство разоряется», а внешние враги радуются и замышляют всякие хитрости и зло. Грамота заканчивалась призывом к служилым людям идти «с великим поспешением» к столице для защиты «государского здоровья» и «очищения от вышеписанных воров и изменников царствующего нашего града Москвы».^{151}