Полезла царевна в свою котомку и вытащила оттуда две одинаковых вроде скляночки. В одной из них, очевидно, находился яд, а в другой — без сомнения, противоядие. Содержимое одной из этих склянок Милолика тут же выпила. Это было чрезвычайно сильное снадобье, из самых чудесных трав и кореньев Бабой-Ягой когда-то изготовленное. Оно исцеляло и защищало буквально ото всех на свете ядов!
Вторую же скляночку Мила Чаромиру передала, чтобы тот употребил этот её яд.
Чаромир же ни в какую котомку не лез вовсе. Щёлкнул он просто-напросто пальцами своими кривыми, и в тот же миг в руках его по бутылёчку махонькому появилось. Также же, как и Милолика, он содержимое одного бутылька сразу же выпил, а второй бутылёк передал сопернице своей на пробу.
Выпили яды они практически одновременно.
И уставились друг на друга, а вернее враг на врага, весьма заинтересованными взорами, дабы увидеть воочию действие наглядное своих ядов…
Первой от чудо-яда Чаромирова проняло, что было ожидаемо, Милолику. Задышала она вдруг часто-пречасто, грудь её взволновалася, лицо сделалось румяным, а потом она дыхание на чуть-чуть задержала и… отрыжка прегромкая у неё изо рта изошла.
И всё!..
Не такое уж сильное воздействие оказал на нашу ведьмочку ядище тот злодеев. Помогло ей защитное противоядие, когда-то встарь ещё Ягусей сварганенное.
И словно отмер там весь народ околдованный. Единый вздох прокатился по рядам, и то был вздох не печали, а бурной радости.
А зато Чаромир растерялся там явно.
Было заметно, что внутри у него происходит какое-то действие странное. Побурел вдруг на харю колдун сей окаянный, на лбу у него выступила испарина, и всем слышно стало, как забурлило сильно у него в кишках.
Бросил он свою посошину наземь и, словно волк в клетке, по площадочке заметался, за брюхо своё притом держась…
Народ начал над ним смеяться да похохатывать, понимая, что тому с поносом, видать, никак было не совладать. Чародею же пришлось худовато. Миазмы ярости и страха плясали, меняясь, на харе у колдуна…
Наконец, он с шумом испортил там воздух, вызвав этим хохота бурный гром, и метнулся, как заяц, к ближайшим кустам, чтобы там поскорее опростаться.
Видно было всем, как он тама присел. И слышно было весьма отменно, как с ним происходило нехорошее это дело…
Народ же чуть не писался от восторга, зря наглядное посрамление злого ворога. Даже Милолика и та чуток эдак усмехнулася, наблюдая за копошениями в кустах посрамлённого колдуна.
Наконец, Чаромир таки опростался.
Вышел проигравший из кустов с рожей, дико перекошенной, кулаки злобно сжав, чего-то там проорал, хотя в шуме и гаме всеобщем его было не слыхать, а затем схватился он за сердце рукою и грянулся мешком оземь.
Не вынесла чёрная его душа, как над ним тут все потешалися. Гордыня, его обуявшая, погубила его насмерть. Околел он, негодник, подох — и туда ему была и дорога!
Ну а народец успокоился понемногу. Тело Чаромирово с глаз долой убрали, и повелел царь Болеяр в землю его закопать безотлагательно, кол осиновый вогнав в могилу аж до отказа.
И была там вскорости свадьба!
Милоликина, конечно же, с Борилевом — их самых!..
Ох, и шикарная была эта свадебка, ох и весёлая, бают! Народу на ней побывало — не перечесть сколько много! С деревень даже приходили не ближних и с самых дальних сёл.
А царь Болеяр через годиков парочку передал своё царствие наследнику Борилеву в управление. Почувствовал он себя чуток эдак старым.
И из Борилева вышел, как сказывают, превосходнейший царь!
А из Милолики, вестимо, царица великолепная!..
Нарожали они себе славных детушек и жили, по преданию, весьма долго и счастливо, с чем мы все их, конечно же, горячо и сердечно поздравляем!
Ну а у меня охоты сказки вам сказывать более не имеется. Сызнова пойду вот за грибочками в тот самый лес…
Кто же слушал да читал сиё повествование — тот молодец, конечно, да и всей сказочке нашенской, вестимо, пришёл тут