Через полчаса я, папа, президент Дэвис и генерал Форрест уже сидели в гостиной огромного здания. У каждого в руке было по стакану с самодельным виски, а из кухни неслись какие-то очень вкусные запахи. Тем временем, Слон и другие русские разгружали ящики с оружием.
Я в двух словах рассказал Арнольду су о том, зачем мы сюда пришли. Тот посмотрел на меня и сказал:
– Оливер, ты мой друг и соратник. Так что даже если бы я не разделял твоих намерений, я б тебе все позволил. Конечно, я сочту за честь, если президент и генерал, а также твои русские друзья погостят у меня несколько дней. Никто не узнает о вашем визите – мои ребята умеют держать язык за зубами. Так что зови своих друзей, да и всю команду – ведь по законам южного гостеприимства никто не должен остаться голодным!
Чем нас только не кормили – ради нас зажарили целого быка, вино и виски лились рекой, на стол подавали то кукурузную кашу, то бататы, то жареных перепелок. А супруга Арнольдуса, Энн Оллстон Вандерхорст, похоже, следила за тем, чтобы каждый потолстел как минимум на десять фунтов.
После обеда мужчины уединились с сигарами в курительной комнате на третьем этаже. И тогда хозяин поместья сказал:
– Джентльмены, у меня к вам одна личная просьба. Возьмите моего сына Арнольдуса Пятого с собой – он мне не простит, если у него не будет возможности поучаствовать в Третьей Американской Революции. И не говорите об этом моей супруге Адель – она очень переживает за Арии.
Сидевший тут же Арии, лучась от сознания собственной значимости, добавил ломающимся баском:
– Да, папа, пожалуй, маме лучше ничего не говорить.
Когда мы вышли из курительной комнаты, Адель внимательно посмотрела на всю нашу компанию.
Потом она подошла к нам и сказала:
– Почему-то мне кажется, господа, что ваш визит сюда неспроста. Я чувствую, что вы собираетесь взять нашего Арни с собой, слишком уж у него довольная физиономия. Я – дочь Юга, и не мне прятать родного сына за свою юбку. Да пребудет с вами Господь, и да хранит он вас и моего сына!
Штабс-капитан гвардии Николай Арсеньевич Бесоев
Сухая золотая осень в Петербурге сменялась осенью мокрой. В последние дни начались затяжные нудные дожди. И вот почти уже неделю серое небо плакало мелкими каплями на землю, будто смывая в прошлое события бурного лета 1877 года.
Моя экспериментальная гатчинская рота специального назначения хоть и не была еще собственно спецназом, но существовала уже без малого полтора месяца и прошла первичное слаживание. Бойцы притерлись друг к другу, к новым условиям службы, и приступили к режиму усиленных тренировок. К тому времени была уже готова и новая форма, с высочайшего соизволения в значительной степени пошитая по нашим образцам. Спецназовцы получили суконные кителя и брюки цвета хаки, и такого же цвета кепи. По зимней форме одежды вместо кепи полагалась черная кубанка, а в качестве верхней одежды крытый белым с серыми разводами сукном короткий бараний полушубок. В качестве обуви, вместо тяжелых юфтевых сапог, я заказал более удобные берцы, с самыми настоящими литыми резиновыми подошвами. Питерская российско-американская резиновая мануфактура «Треугольник» уже вполне качественно отливает их из натурального каучука. Таким образом, после моих почти трехнедельных мучений рота была должным образом одета, обута и экипирована.
Император, то бишь полковник Александров, регулярно бывающий на наших занятиях и тренировках, тоже потребовал у своего портного построить ему мундир по нашему образцу. Получилась форма для «старшего комсостава». Александр Александрович выглядел в ней величественно и грозно, как человек-медведь. Суров, но справедлив – истинное воплощение России.
Кстати, о комсоставе. Взводными я взял к себе молоденьких подпоручиков, только закончивших в этом году петербургские военные училища. Опыта командования спецназом здесь все равно ни у кого нет, а учить с нуля – все же проще, чем переучивать. В бытовых же делах, связанных с солдатской жизнью, основная нагрузка легла на старших унтеров и ротного фельдфебеля, плотно севшего на хозяйство.