Цари и скитальцы

Осведоные и ясновельможные милостивые Панове Рада великого князьства Литовского! Ко высланью до вашей панской милости отсюль з Орши хлопца моего Лосятинского, прислал до мене з заграничья шпег мой, на имя Козма Труба, посланца своего, даючи знать, иж де на дней теперешних близко прошлых люду московского немалые войска до Смоленска прибыли, а людей пограничных из сел от границ приставщики выгоняют, и острог дей новый моцный в Смоленску начали робить. А я, маючи таковую ведомость, того ж часу и тое годины другого есми шпега Олексея Нодавца до границ выслал... Потом, скоро по отправе тех шпегов, другой шпег мой на имя Юрко Железкович дал знать теми же словы, иж дей с Смоленску приставщики смоленские (не ведаю, што тому причина) людей всех с сел з заграничья выгоняют...»

2

Дмитрий Иванович Годунов до времени ограничивался Постельным приказом, то есть хозяйственной жизнью двора, его мелкосемейной суетой и интригами, забавлявшими государя. Иван Васильевич не видел в Годунове соперника Колычеву. Он только с удовольствием наблюдал за их грызнёй.

Союзниками Колычева были князь Тулупов, мать его Анна и протопоп церкви Александровой слободы. Княгиня Анна искусно создавала впечатление, что и царица — сторонница Умного. То, что Умной не просто не любил царицу, а замыслил сменить её, было их тайной.

Другая тайна состояла в бесовском расчёте Василия Ивановича, избравшего бдительного Годунова орудием расправы с государыней.

Ворожея Козлиха прижилась у царицы Анны. Она ходила к ней по понедельникам и пятницам — дням, самым подходящим для лечения и ворожбы. Анна хотела родить. Лушка Козлиха хотела стать её доверенным лицом и угодить княгине Тулуповой. Пронося травы во дворец, вешая над царицыной постелью «громовую стрелку» — чёртов палец, Козлиха рисковала, но знала, ради чего. Контраст между прозябанием в Заречье и теперешним доверием государыни был слишком соблазнителен.

К травам в России отношение особое. Ими лечились и травились. Вылечиться желает всякий. Но гораздо больше люди боятся заболеть.

К травникам относились подозрительно, особенно при дворе.

У государя погибли три жены. Иван Васильевич и Годунов имели основание не доверять травникам и преследовать ворожей.

Козлиху не обыскивали. Только смотрели, чтобы она сдавала при входе в царицыны палаты свою кошёлку. Она сдавала, всякий раз мелочно проверяя, не спёр ли сын боярский истопник что-либо из её бабьего имущества: деревянный гребень, цветные нитки, скляницу с ароматной водкой, как называли тогда духи, дешёвый бисер в полотняном мешочке. Истопник скалился, и, уж во всяком случае, ему не приходило в голову залезть под юбку-запаску к стареющей Козлихе.

Под запаской Козлиха проносила травы. Выставив для дозора доверенную спальницу Анку Васильчикову, она заваривала их на масляной лампе или настаивала на вине. Был ещё способ скорого составления настоек — в тёплом навозе. Только для этого Васильчиковой приходилось бегать на конюшню и поить конюха.

Расчёт Колычева основывался на неизбежном — таком, как сила тяжести или законы трения. Бдительность по мелочам изгладывает и отупляет ум. Годунов должен был поймать ворожею.

На двадцать пятый или тридцатый раз Козлиха, сдав кошель истопнику и торопясь, по женскому обыкновению оправила запаску. Подвязанный под нею пучок травы упал, остался в полутёмных сенях. Истопник Июда Кашин кинулся к Годунову.

Дмитрий Иванович давно заметил, что государь стал холодней к жене. По всему чувствовалось, что Колтовские не прижились в высоких палатах. Скуратов велел беречь Колтовских. Дмитрий Иванович не понимал зачем. Затем, что у них связи с низовым коломенским дворянством? Постельничий боялся упустить мгновение, когда государь захочет выслушать плохое о Колтовских и это плохое скажет ему Колычев. К тому же Дмитрий Иванович не понимал, союзница ему царица или нет. Его сбивали слухи, распускаемые княгиней Тулуповой, с чьим сыном Годунов и Бельский были на ножах.

Дмитрий Иванович велел составить грамотку «об утерянии травы». Спрятал её. Велел следить за Лушкой. И молчать.

Он тоже понимал значение тайны в бесшумной грызне за власть.

Через племянника Дмитрий Иванович пытался выяснить, чего желает государь: тянуть семейную волынку без любви или сменить жену. У Дмитрия Ивановича были на примете русские и нерусские красавицы.

О слежке за Козлихой первой догадалась спальница царицы Анна Васильчикова. Она донесла об этом не государыне, а благодетельнице, княгине Тулуповой. Та, по совету Колычева, тоже приказала ей молчать.

Так все молчали — до начала февраля.

Молчание и проницательность Васильчиковой показывают хитрость и отвагу, не свойственные юной обитательнице терема. Действительность не соглашалась с расхожим образом девицы, запертой в терему, где её «буйны ветрушки не овевают». И люди гадились, и ветры овевали, как всегда.

Анна Васильчикова была достойной воспитанницей княгини Тулуповой, истинной матери-подстрекательницы, в первую голову мечтающей о счастье сына. Васильчикова тоже верила в своё счастье.