Царица амазонок

Да и номер в гостинице не вызвал у нас особого энтузиазма, хотя при желании можно было бы посмотреть на холодный минимализм его спальни как на образец современной нордической элегантности.

– Чисто для протокола, – сказал Ник, бросая наши сумки на голый пол из березовых досок, – на случай, если в будущем понадобится… а я знаю, что понадобится… – Он подхватил меня на руки и прорычал прямо мне в ухо: – Это именно ты решила сбежать из моего декадентского номера в «Чираган-Паласе». – Направившись прямиком к кровати, он опустил меня на спартанское одеяло и навис надо мной. – Да что такое с вами, британцами, происходит? Почему вы так боитесь простого комфорта?

– В уюте люди теряют остроту восприятия.

– Знаешь… – Ник принялся целовать меня в шею. – Я очень рад, что никогда не учил тебя какой-нибудь технике самообороны. И я даже не вижу поблизости твоей шпаги дуэлянта. Так что могу делать с тобой что хочу.

– Ты, похоже, забыл, что я только что приволокла тебя аж за полярный круг.

– Ох, это я прекрасно осознаю! – Ник лег на спину, закинув руки за голову, и дерзко улыбнулся мне. – А теперь я получу вознаграждение. Разве не так?

– Ты просто настоящий пещерный человек, – засмеялась я.

– И тебе следует быть благодарной за это, – подчеркнул Ник. – Это ведь не пещерные люди придумали метафизику женоненавистничества. Понадобилось немножко цивилизации, чтобы дойти до такого варианта зла.

Позже этой же ночью, после нескольких изумительно нецивилизованных часов в постели и долгого чувственного мытья под душем, я снова получила напоминание о том, насколько хрупко наше нынешнее счастье.

– Что это такое? – спросил Ник, когда я начала чистить зубы, и его улыбка мгновенно угасла. – Где ты взяла эту пасту?

Я уставилась на совершенно невинный тюбик, лежавший рядом с раковиной, и похолодела от страха. Прежде чем утром мы поднялись на борт самолета, Ник строго-настрого велел мне избавиться от всего того, что оставалось в моем номере в Калькризе в то время, когда я из него выходила. Но почему-то паста ускользнула от моего внимания.

– Что ты делаешь? – спросила я, когда Ник стал выдавливать пасту в раковину.

– Вот… чувствуешь?

Он заставил меня пощупать нижнюю часть тюбика, где приютилось нечто маленькое и твердое, похожее на крошечный камешек.

Наши взгляды встретились. Неужели это был «жучок»?

– Так они знают, где мы находимся? – спросила я, похолодев при мысли о том, что нам, пожалуй, снова придется бежать от бандитов Резника прямо среди ночи.

– Не обязательно, – ответил Ник, быстро одеваясь. – Но я не хочу давать им ни малейшего шанса. Ты пока согревай постельку, а я прокачу немножко нашего фторсодержащего дружка.

Глава 38

Так давай договоримся

Не чинить вреда друг другу,

Вечность целая пусть длится,

И пока луна сияет.

Калевала

Суомуссалми, Финляндия

Монумент в память советско-финской войны в Суомуссалми был настолько необычен, что мы проехали мимо него несколько раз, прежде чем поняли, что это такое. Пользуясь светом полуденного солнца, мы высматривали нечто вроде целой армии одинаковых надгробий, выстроившихся в строгом порядке, но то, что мы в итоге нашли, самым ошеломительным образом от них отличалось.

Посетить музей «Рааттеен Портти» нам предложил бакалейщик в лавке напротив гостиницы, потому что он был настоящими воротами в историю Суомуссалми. Ранее тем же утром мы поговорили с портье гостиницы, и он нам сообщил, что «Вабуруси» – это на самом деле не одно, а два слова. «Вабу» – это женское финское имя, а «Руси» – фамилия. К несчастью, в местной телефонной книге не нашлось ни единой Руси. И в итоге мы оказались в бакалейной лавке, но и бакалейщик тоже сказал, что не знает никого с такой фамилией.

– Но вы попытайте удачи в «Рааттеен Портти», – предложил он, рисуя на листке маршрут. – Марко, он там работает, помнит все обо всех. Даже то, – мужчина отвел взгляд, и вокруг его глаз появились напряженные морщинки, – чего мы не хотим помнить.

И вот днем, в обеденное время, когда солнце светило ярче всего, мы поехали в «Рааттеен Портти», чтобы понять, что в этом местечке нет ничего предсказуемого. Несмотря на сдержанную внешность Суомуссалми или, возможно, как раз из-за нее, я чувствовала, что этот городок обладает глубокой темной душой, битком набитой тщательно хранимыми тайнами.

Когда мы входили на территорию мемориала, навстречу нам задул пробирающий до костей восточный ветер, заставивший нас поднять капюшоны и натянуть теплые перчатки, которые мы купили утром, собираясь на эту экскурсию. Курток, приобретенных нами в аэропорту Франкфурта, было явно недостаточно для страны, где в ноябре солнце едва показывалось над горизонтом, перед тем как снова нырнуть вниз головой в полярную ночь – уже в три часа дня.

– Давай зайдем в здание, – предложил Ник из-под капюшона.

– Сначала осмотрим парк. Потом согреемся.