Царица амазонок

Я тяжело сглотнула, захлестнутая опустошающими эмоциями.

– Не знаю. Мне было всего десять лет. И весь остаток детства меня мучили мысли обо всех тех ужасных вещах, которые могли с ней случиться. И когда мне приходило какое-нибудь странное письмо по электронной почте или внезапно звонил телефон, я всегда пугалась, что с бабулей что-то произошло. Что она уже где-то нашла свою смерть. – Я передернула плечами при воспоминании о моих старых страхах. – И только много позже я узнала, что в течение двух лет мои родители пользовались услугами частного сыщика… Но ничего от него не получили, кроме жутких счетов.

Ник стянул с себя свитер и, не говоря ни слова, набросил его мне на плечи и завязал рукава вокруг моей шеи.

– Извините, что вывалила на вас все это, – сказала я, не сводя глаз с черной воды. – На самом деле я никому раньше об этом не рассказывала. Даже Ребекке.

Когда Ник заговорил, его голос звучал необычайно мягко:

– А вы уверены, что она действительно была безумна?

– Я… Я не знаю. – Слова Ника снова вернули меня к тем вопросам, которые я задавала себе много лет подряд. – Врачи считали, что это так. Она, безусловно, не была нормальной в общепринятом смысле, что бы это ни значило.

– А вам известно, были ли у нее друзья? Она с кем-нибудь поддерживала отношения?

Меня вдруг укололо странное подозрение.

– Что вы имеете в виду? Я надеюсь, вы не воспринимаете всерьез всю эту болтовню мистера Телемакоса о современных амазонках?

– А почему бы и нет? Во что вы предпочитаете верить: в то, что это все существовало лишь в ее воображении, или в то, что за всем этим действительно что-то крылось? Вы ведь сказали, что у нее был некий архив, она собирала определенные газетные вырезки… Что она постоянно искала свидетельства деятельности амазонок. Что заставляет вас думать, будто она ошибалась? – Я почувствовала, что Ник изучает в темноте мой профиль, тщетно ожидая какого-то ответа. Потом он продолжил: – И если оставить в стороне пустые разговоры, ваша бабушка вела себя как амазонка? Она причиняла людям боль?

– Ну…

Я порылась в памяти, отыскивая в ней тот день, много лет назад, когда мы с Ребеккой сидели на полу, роясь в бумагах из отцовского стола. Среди прочего мы нашли документ психолога, в котором излагались трагические события, закончившиеся первой госпитализацией бабушки.

– Думаю, такое было только в самом начале, пока они не поняли, что бабуля страдает душевным расстройством. В те дни для ее болезни и названия не было, но, по-моему, у бабушки была постродовая депрессия, которая развивалась совершенно бесконтрольно. В любом случае она была убеждена, что родила девочку, а не моего отца, и полностью отказывалась слышать что-то другое. Она заперлась в своей комнате вместе с ребенком, то есть с моим отцом, и не желала выходить. В конце концов им пришлось ворваться туда силой, и она… Ну, она стала защищаться каминной кочергой. Это было ужасно, судя по всему. Констебля отправили в больницу. – Я вздрогнула, как это часто со мной случалось, когда я думала о том, что бабушка пролила человеческую кровь. Потом, осознав, насколько это должно было поразить Ника, я поспешила добавить: – Уверена, она не собиралась всерьез кого-то ранить. Просто у нее было ложное представление, что родить мальчика – это неправильно, так как если они узнают об этом, то отберут его.

Ник повернулся спиной к луне и превратился в черный силуэт, и я скорее ощущала, чем видела, его пристальный взгляд.

– Кто «они»?

– Ее подруги-амазонки, само собой. Нельзя ведь воспитывать мальчика, если ты истинная амазонка, разве не так? Вы что, никогда не читали Страбона?

Ник не ответил, он просто засунул руки в карманы и прошелся по палубе, по-видимому предполагая, что мне нужно какое-то время, чтобы прийти в себя. Когда он вернулся, я сняла с плеч его свитер и протянула ему:

– Извините, что так все вышло. Наверное, мне следовало рассказать вам все раньше, но…

Незаконченная фраза повисла между нами в воздухе. Потом Ник перебросил свитер через свое плечо и сказал:

– Вы были правы, не доверяя мне. Я и сам себе больше не доверяю. – После тяжелой паузы он добавил: – Кроме того, вы ведь пытались объяснить мне, откуда у вас браслет. Но я не слушал. Я думал, вы его стащили. Виноват.

– Погодите-ка… – Снимки из ноутбука Ника вспыхнули в моей памяти, разбудив злобу. – Ведь вы сами его взяли. Разве нет? Вы его даже сфотографировали!

Однако обвинение не привело к желанному признанию. Вместо этого Ник сказал:

– Когда мы впервые открыли тот саркофаг, то нашли там четырнадцать браслетов.

– Что?! – Я вытаращилась на мрачный профиль Ника, не в силах переварить услышанное.

– Они просто лежали там. И все были, – он кивком указал на мою руку, – точно такими же, как ваш. Да, я их сфотографировал, но решил оставить в саркофаге тот, что был на руке скелета, поскольку хотел, чтобы археологи увидели все как полагается.

Я была настолько ошарашена услышанным, что почувствовала раздражающее желание обнять Ника.

– Так, значит, если не вы и не я стащили последний браслет, тогда… тогда кто это сделал?