– Подумай вот о чем. – Я села в кровати на колени, желая объяснить все так, чтобы Ник понял. – Если мы отдаем Резнику тетрадь, он сразу увидит секретное послание. И, учитывая его одержимость амазонками, он тут же разгадает бабулину загадку. Бог знает, может быть, «Суомуссалми Вабуруси» и есть то единственное, в чем он нуждается, чтобы отыскать большую плавучую базу амазонок, как ты сам говорил, и… – От новой мысли я буквально содрогнулась. – И взорвать ее.
Ник подошел ко мне с видом серьезным, как никогда. Наклонившись, чтобы погладить меня по щеке, он сказал:
– А ты уверена, что это такая уж плохая идея?
Сквозь облака мы разглядели внизу Финляндию, покрытую снегом. И пока мы шли к взятому напрокат автомобилю, большие пушистые снежинки падали с небес, будто приветственный залп конфетти.
– Совсем не похоже на песчаный пляж, на который ты надеялся, – сказала я Нику.
Когда мы выезжали с парковки, снег повалил так густо, залепляя ветровое стекло, что пришлось включить дворники на полную скорость.
– Разве здесь не прекрасно? – заговорила я, пытаясь выглядеть беспечно. – Так и слышу бодрые крики финских детишек!
– Ты сегодня уже всякого наслушалась. – Ник включил освещение салона, чтобы рассмотреть карту. – А голоса тебе не подсказывают, повернуть нам налево или направо после Оулун-Лаани… чем бы это ни было?
Я несколько раз нажала на педаль тормоза, проверяя, насколько скользит дорога.
– Я же тебе говорила, что нужно взять навигатор.
– Настоящие мужчины не пользуются навигаторами, – напомнил мне Ник.
– И как раз поэтому, – подчеркнула я, – настоящих мужчин осталось так мало. Они сбегают из своей генетической популяции и не могут найти дорогу обратно.
Какое-то время мы ехали молча. Я знала, что Ник все еще сердится из-за моего решения поехать в Суомуссалми, но он ведь не смог предложить какой-либо приемлемой альтернативы. Единственное, что во всем этом было положительного, так это то, что он не бросил в одиночестве меня, и за это я была ему бесконечно благодарна.
Прежде чем покинуть его коттедж этим утром, я позвонила в музей Калькризе и попросила телефонный номер доктора Егер. В конце концов, она была единственной близкой к амазонкам особой, которую я знала. Но Феликс ответил, что доктор внезапно уехала к сестре, о существовании которой никто не знал до сегодняшнего дня. И не стоило удивляться тому, что она не оставила ему никакой контактной информации.
Учитывая то, как они с нами обоими обращались, ни я, ни Ник теперь не слишком любили амазонок. Но я, в отличие от Ника, чувствовала некие обязательства по отношению к ним, пусть даже только из-за любви к бабуле. Я просто не могла отдать Резнику – или кому-либо еще – ее тетрадь. А если бы я этого не сделала, мне пришлось бы всегда беспокоиться о безопасности моих родителей.
И в результате даже Ник неохотно согласился, что мы должны поехать в Финляндию. Пусть принцип «враг твоего врага – твой друг» всегда казался мне нездоровым, все равно это был наш наилучший шанс отыскать амазонок раньше, чем это удастся Резнику. Может, они были в Суомуссалми, а может, их там не было… Но этот след оказался у нас единственным. К тому же, продолжая уговаривать Ника, а заодно убеждая и саму себя, я в конце концов пришла к окончательному выводу, что бабуля не отправила бы меня туда просто так. Конечно, не стоило забывать и о том, что ее тайному меловому посланию было уже почти двадцать лет, но все же написала она его явно не из прихоти. И на самом деле чем больше я обо всем этом думала, тем сильнее верила, что бабуля доверила мне некий магический ключ к какой-то неприступной крепости амазонок и что, как только мы туда доберемся, все наши проблемы разрешатся.
– Эй, выше голову! – сказала я Нику, когда мы неслись сквозь непогоду. – Скоро у тебя будет мартини с водкой в подогретом бокале, а вокруг будут толпиться грудастые суперкрасотки в крошечных бикини.
Однако, когда мы направились вглубь страны от аэропорта Оулу, мне все же думалось о том, что обстоятельства уж слишком жестко прижали нас со всех сторон. В безмолвной снежной мгле финской зимы невозможно было понять, то ли мы едем мимо каких-нибудь ферм, то ли через тундру, потому что все застыло в неподвижности – каждый столб у дороги, каждый куст, каждый сухой сорняк. А над этим погруженным в зимнюю спячку пейзажем висело древнее солнце, слишком усталое, чтобы хоть слегка рассеять сумерки, несмотря на то что была лишь середина дня.
– У меня идея, – заявила я наконец, останавливаясь прямо посреди густого леса. – Ты садись за руль, а я почитаю нам кое-что.
Я вовсе не предполагала, что это чтение нас как-то развеселит. По правде говоря, я просто горела желанием вернуться к «Истории амазонок» и узнать, чем закончилось дело. Хотя П. Эксулатус и написал ее две тысячи лет назад, я все же продолжала думать, что, возможно, каким-то косвенным способом его знания помогут нам, когда мы действительно найдем амазонок. И вот, на ходу переводя с латыни, я начала вслух читать для нас обоих окончание древнего манускрипта. Автор писал примерно так: