Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству

Сохранился рассказ об обстоятельствах, которые предшествовали окончательному разрыву царя Петра I с царицей Евдокией. Он приведен в докладе датского посланника Георга Грунда, находившегося при дворе Петра I в 1705–1710 годах: «Брак их разладился по следующей причине. Царь, став единоличным правителем, много времени проводил в Немецкой слободе, бывая в домах немецких купцов, а супруга бесстрашно говорила ему, что он там распутничает с язычниками, причем подобное повторялось столь часто и бурно, что когда однажды царь возвратился оттуда поздно вечером и, желая порадовать царицу, принес ей в подарок много галантереи, приобретенной у купцов, и выложил на стол, она, очень рассердившись, в присутствии царя сбросила все на пол со словами, что не хочет таких подарков и завидовать этой немецкой распутнице, а лучше растопчет подарки ногами, как и сделала. Царь, в сильном гневе покинув комнату, дал клятву никогда более к супруге не приближаться, которую до сего дня и держит»^{132}.

Психологически все передано верно. Про «горячий» характер Петра I хорошо известно. Но не уступала ему в этом и супруга, про которую напрасно думают, что она всегда и неизменно оставалась покорной царской воле. Эта вспыльчивость сохранялась у нее на протяжении всей жизни. Даже много позже в одном из писем своему внуку Петру II царица Евдокия вспоминала о «природной своей горячести»^{133}. Но драма семейная оказалась тесно переплетена с обстоятельствами династическими, человеческие эмоции — с историческим выбором царства. Петра действительно должно было сильно задеть, если царица Евдокия не просто отвергла царский подарок, а еще и растоптала его. Ведь вместе с этим она растоптала и весь его, царя, интерес к необычному иноземному миру. Петр с увлечением учился у Гордона и Лефорта, но если первый был его наставником в добродетели, рыцарстве и воинском искусстве, то второй обучал царя еще и другому «искусству» — разгульных пиров. Недаром князь Борис Иванович Куракин, характеризуя Лефорта, назвал его «дебошан французской». «Дебошан» — это гуляка; в русском языке утвердилось другое слово от того же корня — «дебошир». Упоминая о пирах, которые могли длиться при закрытых дверях в доме Лефорта по три дня, всезнающий князь Куракин, участник тех кутежей, писал, что многим от такого пьянства «случалось умирать». Лефорту приписывалась и «конфиденция интриг амурных» царя Петра. Так что у царицы Евдокии были все основания вести себя так, как описал в своем донесении датский посланник.

С охлаждением царя к собственной жене связывали и конфликт родного брата царицы Евдокии Авраама Лопухина с Францем Лефортом 26 февраля 1693 года, описанный М.М. Богословским: «Когда Аврам, вероятно (выделено мной. — В. К.), разделявший свойственную его семье ненависть к иностранцам, бранил Лефорта и, бросившись на него, смял ему прическу, Петр, присутствовавший при этом, также вспылил и надавал Лопухину пощечин»^{134}.[15] Рассказ историка об этой стычке основан на донесении шведского торгового посланника Томаса Книппера: «Двадцать шестого сего месяца его царское величество обедал с русскими и немцами, состоящими при нем, в доме генерала Лефорта, где его царское величество очень хорошо провел время, в течение какового приятного времяпрепровождения генерала Лефорта оскорбил один из дворян по имени Лопухин, который в пьяном виде сорвал парик с головы генерала и весьма обидно о генерале высказался. Но его царское величество немедленно ударил его кулаком в ухо, а за два часа до рассвета отбыл со своими переславскими спутниками в Переславль, где они пробудут до наступления недели перед Вербным воскресеньем, занимаясь строительством кораблей»^{135}.[16] Искать смысл в пьяных ссорах, даже с участием царя Петра, — занятие неблагодарное, и хотелось бы от него уклониться. Ссора эта пришлась на конец Масленицы 1693 года и Прощеное воскресенье. А до этого шли бесконечные пирушки и пускания фейерверков, в которых, надо думать, Лопухины преспокойно участвовали, несмотря на якобы «ненависть» к иноземцам. Ведь незадолго до столкновения с Лефортом Авраам Лопухин женился на дочери главы Преображенского приказа князя Федора Юрьевича Ромодановского — одного из самых близких к царю Петру людей^{136}. Со стороны, по прошествии трех веков, история выглядит благородной: брат вступился за честь сестры — царицы Евдокии и затеял ссору с царским любимцем Францем Лефортом. На самом деле перед нами один из рядовых эпизодов, которыми полны досуги молодого Петра. Все объяснялось не желанием наказать именно Авраама Лопухина, а привычками царя Петра. В гневе он был по-настоящему страшен и не щадил никого. Однажды даже родного дядю Льва Кирилловича Нарышкина побил палкой, когда тот уговаривал его отстать от мысли о морском путешествии в Архангельске! Строить из этого исторические версии, конечно, не приходится.