Царица Хатасу

Минуту спустя, князь положил ее в носилки, где уже сидела Роанта. Бросив последний взгляд на Нейту, снова закрывшую глаза, Хоремсеб почтительно поклонился и вернулся во дворец. Самодовольная улыбка блуждала на его губах. Никогда еще гости не видели его таким веселым, оживленным и сияющим.

Глава XXI. Последствия пребывания Хоремсеба в Фивах

Через два дня князь на торжественной аудиенции простился с царицей. На следующую же ночь, после свидания со своей царственной родственницей, чародей без шума покинул Фивы. Его обширный дворец как бы по мановению волшебного жезла снова принял свой молчаливый и пустынный вид. Центр и украшение всех праздников, таинственный и обольстительный молодой человек, роскошь и безумства которого два месяца занимали всю столицу, вернулся в свое уединение в Мемфис, чтобы похоронить себя там до конца своих дней, как он говорил многочисленным друзьям.

Тем не менее, пребывание Хоремсеба в Фивах оставило роковой след, по-видимому, подтверждавший суеверный страх жителей Мемфиса, обвинявших его в дурном глазе. Его колдовское влияние на женщин было очевидно. Но так как он никому не отдавал предпочтения, то, по совести, его нельзя было упрекать в том, что он с намерением возбуждал страсть к себе. Однако много молодых девушек, принадлежавших к первым семействам Египта, воспылали к нему безумной любовью. Никакие убеждения родителей, никакие попытки изгладить воспоминания о нем при помощи блестящих браков не могли образумить их. Пожираемые странной лихорадкой и тоской, отнимавшей у них покой, эти несчастные блуждали день и ночь, одержимые одной мыслью: во что бы то ни стало снова увидеть князя. Не прошло и пятнадцати дней со дня отъезда, как две молодые девушки заболели. В горячечном бреду им казалось, что они видят склонившегося к ним Хоремсеба, и они умоляли его подарить взгляд любви. Обе умерли, не приходя в сознание.

Эти две преждевременные смерти, казалось, были сигналом к целой серии несчастий другого рода. Так, дочь одного из великих жрецов повесилась в своей комнате. Две племянницы царского советника нашли смерть в волнах Нила. Одна молодая особа закололась кинжалом. Две девушки из почетной свиты Хатасу отравились в самом саду дворца Хоремсеба, куда им удалось каким-то образов проникнуть.

В ту эпоху самоубийства были не так обыкновенны, как в наши дни. Поэтому ужасная добровольная смерть стольких молодых существ и неожиданный траур, поразившие столько благородных семейств, вызвали в столице глубокое волнение и глубокое недоброжелательство к виновнику стольких зол. Однако, никто не смел обвинять Хоремсеба. Разве он мог быть ответственен за любовь, которую не поощрял? Даже сама царица, узнав обо всех этих происшествиях, снова почувствовала враждебное чувство, испытанное во время представления Хоремсеба. Однажды она громко объявила, что следует благодарить богов, что князь связан клятвой жить уединенно в своем дворце в Мемфисе, и она надеется, что он никогда не нарушит этого обета. Эти слова, равносильные немилости и изгнанию, облетели Фивы и удовлетворили враждебность к чародею. Роанта тоже с возраставшим беспокойством следила за переменой, происшедшей в Нейте. Девушка то была лихорадочно возбуждена, то замирала в апатии. Она стала нервной и раздражительной и впала в какую-то странную мизантропию, избегая общества и света и жадно ища темноты и молчания. На все вопросы подруги уклончиво отвечала: «Это пустяки». Она никогда не упоминала имени Хоремсеба, а между тем, внутренний голос говорил Роанте, что именно он причина страданий Нейты. Ей постоянно приходил на память роковой момент, когда князь подслушал их разговор на празднике. С тяжелым сердцем вспоминала она его пылающий и странный взгляд, устремленный на девушку, насмешливо объявившую, что она не желает впрягаться в его триумфальную колесницу. Уж не Хоремсеб ли виновник всего этого? Временами ей казалось, что она замечает в Нейте те же симптомы, что и у Ромы, когда он попал под очарование Ноферуры. Поэтому она написала брату, умоляя его немедленно вернуться в Фивы, так как, может быть, его присутствие и любовь вернут покой любимой им женщине.