Царица Хатасу

Проснулся Рома довольно поздно. Он чувствовал себя усталым и разбитым, как будто перенес тяжелую болезнь. Теперь он был спокоен, душа его испытывала давно забытое умиротворение. Рома сел у открытого окна и задумался. Что значит этот тяжелый сон? Что происходило во время этого сна? В его голове носились только смутные воспоминания, в которых сталкивались любовные сцены и болезненные ощущения, но все это перемешалось, когда он попытался осознать свои поступки и их причины. Вдруг в уме возник образ Нейты. Она тоже исчезла из его жизни во время этого мрачного и тяжелого сна. Давно, давно он не видел ее! Конечно, он оскорбил ее! Сердце жреца усиленно билось. Как мог он пренебречь и забыть это чистое и очаровательное создание ради распущенной женщины, измучившей его своими капризами, своими вульгарными вкусами и животной страстью, вызывавшей у него когда-то отвращение.

Рома выпрямился. Холодный пот выступил у него на лбу. Действительно, он был околдован! Но что разрушило чары? Смерть Ноферуры? Он пошел к телу, которое бальзамировщики, завернув в сукно, собирались уже уносить, и еще раз убедился, что его не влекло больше к этой женщине.

– Наконец свободен! – прошептал он с облегчением. Ему и в голову не приходило, что всегда окружавший Ноферуру аромат, ужасный, опьянявший и привязывавший его к ней, исчез, а вместе с ним исчезли и лихорадочное беспокойство, и внутренний огонь, пожиравший его.

Когда по приказу Гора раздевали Ноферуру, чтобы растирать ее похолодевшее тело, Акка сняла также ожерелье и унесла его вместе с другими мокрыми вещами. Ноферура не снимала ни днем, ни ночью это ожерелье и смотрела на него, как на счастливый талисман. Ведь с того дня, как она его надела, к ней вернулся муж.

Убеждение, что Ноферура прибегла к колдовству, возмущало Рому и сделало ненавистной даже память о жене. Он сгорал от желания вернуться в Фивы, чтобы объясниться и помириться с Нейтой. Объяснив Гору, что его настоятельно призывает служба, он несколько дней спустя покинул Мемфис. Едва он высадился на берег, как побежал к Роанте и сообщил ей о событии, вернувшем ему свободу. Роанта приняла его с распростертыми объятиями и выразила сочувствие по поводу горестной потери. Но с первого же слова Рома перебил ее:

– Брось это, дорогая! Эта потеря – милость богов. Лучше скажи мне, что делает Нейта? – добавил он нерешительным голосом.

Роанта в сильном недоумении посмотрела на него.

– Дорогой мой Рома! Я с радостью вижу, что боги вняли моим молитвам и избавили тебя одновременно и от этой ненавистной женщины, и от чар, которые она навеяла на тебя. Ты образумился и вернулся к истинному чувству, наполнявшему твое сердце. Но, мой бедный брат, я должна сказать тебе, что Нейта, несмотря на молодость и сильную любовь к тебе, так разгневалась на тебя за «измену», как она говорит, что все эти месяцы даже имени твоего не произносит. С горечью в душе она отвернулась от тебя, а что происходит в ее сердце – это для меня тайна.

Рома побледнел, слушая ее.

– Я знаю, что виноват перед Нейтой, хотя и невольно, – сказал он после минутного молчания, – так как находился во власти чар, ослепивших меня, и был бессилен против них. Я с трудом вспоминаю, что делал все эти месяцы под влиянием кошмарного сна, от которого проснулся только у тела Ноферуры. Но мое сердце всегда принадлежало Нейте, и я не могу поверить, что она оттолкнет меня, когда я объясню ей всю правду. Сию же минуту отправлюсь к ней. Если она когда-нибудь действительно любила меня, то простит невольную ошибку.

Роанта пыталась удержать его, убеждая, что уже поздно и что лучше будет, если она предупредит Нейту о его посещении. Но Рома не хотел ничего слышать. Он поспешно направился к Нилу, нанял лодку и приказал плыть ко дворцу ассирийца. В страшном волнении он выскочил на ступеньки и, велев гребцу ждать его на реке на расстоянии голоса, быстро взбежал по лестнице.

У двери, ведущей с террасы в дом, дежурил старый раб, присев на каменные плиты. Он узнал молодого жреца. Когда тот спросил, одна ли его госпожа и где она находится, старик ответил ему со счастливой улыбкой, что Нейта на террасе, выходящей в сад, от нее только что ушел Кениамун.

Быстрым шагом Рома прошел через хорошо знакомые комнаты и, как вкопанный, остановился у входа на террасу, освещенную красноватым светом нескольких факелов и двух треножников, поставленных у подножья лестницы, ведущей в сад. На первой ступеньке, опираясь головой о балюстраду, сидела Нейта, неподвижная, как прекрасная статуя. Большое колеблющееся пламя треножников фантастически освещало пространство и придавало красноватый оттенок белым одеждам, сверкало на ожерелье и на массивных браслетах Нейты. Широкий золотой обруч сдерживал иссиня-черные волосы, густыми, шелковистыми кольцами рассыпавшиеся по ее спине и плечам и по каменным плитам.

Несколько минут Рома молча любовался ею. Никогда еще обожаемая женщина, с которой разлучила его таинственная сила, не казалась ему такой прекрасной, как в этот момент, – задумчивая, с выражением мрачной горести на лице.