— Сделайте все, что в вашей власти, чтобы у умирающего хватило сил повторить перед советом свои показания.
Пока оба врача хлопотали вокруг Саргона, Хатасу прошла в соседнюю комнату, где молча собралась целая толпа советников и военачальников. У всех был испуганный и взволнованный вид, так как слух о необыкновенном происшествии в царских комнатах облетел уже весь дворец.
— Амени! — позвала царица.
К ней почтительно подошел молодой придворный, уже украшенный почетным ожерельем.
— Пошли сейчас же гонцов к великим жрецам главных храмов, к Сэмну, к старейшим членам тайного совета и к начальнику писцов с приказанием, чтобы они немедленно собрались сюда. Гонцам же прикажи спешить, — прибавила она, сопровождая свои слова взглядом, в десятки раз усиливающим приказ.
Не бросив даже взгляда на собравшихся придворных, царица вышла из комнаты и вернулась к изголовью раненого, где молча стояла, следя за усилиями врачей. Через полчаса Саргон открыл глаза, и с губ его сорвалось глухое хрипение. Тотчас же Тиглат осторожно приподнял его, а жрец поднес к его губам кубок с приготовленным питьем. Выпив кубок, раненый, по — видимому, окреп, взгляд его прояснился. Тогда Хатасу встала и, приказав врачам удалиться в другой конец комнаты, наклонилась к Саргону.
— Соберись с силами, бедное дитя, чтобы повторить перед чрезвычайным советом то, что ты открыл мне, — прошептала она. — Твои показания будут гибелью для святотатца. Только не говори ничего о том, что Тутмес воспользовался чарами против меня.
Огонь дикого удовлетворения сверкнул в глазах умирающего.
— Я буду молчать о святотатстве, на которое отважились по отношению к тебе, но обещай мне, царица, что ты не помилуешь презренного!
Холодная и жестокая улыбка скользнула по губам Хатасу.
— Успокойся! Ты будешь отомщен. А теперь довольно, не утомляйся!
Прошло еще около получаса в глубоком молчании, когда появился бледный и озабоченный Сэмну и доложил царице, что сановники собрались и ожидают ее приказаний.
Царица отдала несколько кратких распоряжений, которые тотчас же были выполнены. Ложе с раненым было поставлено посредине комнаты. Рядом с ним — царское кресло и несколько табуретов для более пожилых сановников. На ковре приготовили все необходимое для письма.
По окончании всех этих приготовлений пригласили жрецов и сановников. Тогда Хатасу встала и сказала твердым голосом:
— Уважаемые служители богов и вы, верные советники! Я созвала вас, чтобы вы лично услышали из уст самого обвинителя о преступлениях и святотатствах, в которых он обвиняет князя Хоремсеба. Будучи призванными охранять правосудие и наблюдать за тем, чтобы бессмертным воздавались должные почести, вы разберете это дело и вынесете свое решение, теперь же приблизьтесь, так как голос раненого слаб. Ты же, Сенусерт, приготовься записывать показания принца Саргона.
Когда все сгруппировались вокруг ложа, Сэмну приподнял раненого и, поддерживая его подушки, сказал ему:
— Теперь говори! Здесь собрались уважаемые люди, готовые тебя выслушать. Только излагай дело как можно точней, так как тот, кого ты обвиняешь, принадлежит к царской семье.
Слабым, прерывающимся, но ясным голосом начал Саргон свой рассказ. Когда у него затруднялось дыхание, врач давал ему питье, оживлявшее силы умирающего. Когда принц дошел до описания культа Молоха, среди египтян раздались восклицания ужаса и удивления. Тиглат смертельно побледнел.
С трудом окончив свои обвинения, Саргон, задыхаясь, упал на подушки.
— Воздуха, я задыхаюсь! — прошептал он. — Прикажите вынести меня в последний раз на плоскую крышу, я хочу видеть небо!
— Каковы будут твои приказания, фараон, в таком необыкновенном случае? — спросил один из великих жрецов, преодолев смятение, вызванное неслыханными разоблачениями Саргона.
— Я хочу, чтобы правосудие шло своим обычным путем, так же неумолимо, как если бы дело касалось простого смертного, — ответила Хатасу. — Оставайтесь и обсудите, какие меры следует принять, пока я буду с умирающим, оказавшим такую громадную услугу Египту.
Пока происходил этот диалог и все отвлеклись, Тиглат быстро наклонился к раненому и прошептал дрожащим голосом:
— Предатель! Ты изменил своему богу и отдал на смерть уважаемого человека своего народа. Будь проклят!
Подошла царица. По ее приказанию раненого посадили в кресло и несколько сильных мужчин вынесли его на самую высокую террасу. Затем носильщики удалились. Царица и Сэмну остались одни при умирающем. Затуманившийся взор Саргона блуждал по пейзажу, расстилавшемуся у его ног.
Закат солнца в этой стране — зрелище волшебное. Казалось, природа пустила в ход весь свой блеск, чтобы несчастному молодому человеку было трудней расстаться с жизнью. Он попытался что — то сказать. У него не хватило голоса. Кровавая пена выступила на губах, а потом ручьем хлынула кровь. Саргон опрокинулся назад, глаза его остановились. Легкая дрожь пробежала по телу, и он вытянулся неподвижно.
— Все кончено, фараон, он умер! — сказал Сэмну.
Быстро отступившая царица ничего не ответила. Спустя минуту она выпрямилась и провела рукой по глазам.