Царица Хатасу

— Ты очень искусен в оправдании, и на этот раз ты из личного интереса сделал добродетель, — ответила с иронией царица. — Я недостаточно молода, чтобы ты желал меня, как женщину. К тому же, моя любовь и моя ревность были бы очень неудобны для тебя. Поэтому ты благоразумно предпочел мою дружбу, которая тебе очень удобно доставляла все желаемые милости. Но довольно об этом! Что было, пусть будет навсегда забыто. Хоремсеб заплатит за все зло, вызванное изобретенным им эликсиром. Ты же через три дня отправишься к месту своего назначения со свитой, половину которой я назначу сама. Остальных выберешь ты. Вот твое назначение. Постарайся быть достойным моей милости.

Тутмес преклонил колено и почтительно взял драгоценный свиток, дававший ему власть и свободу.

— Прости меня, Хатасу, — тихо сказал он, — и отошли меня без гнева. Наша дружба, увы, была вызвана ядом, но действие эликсира обоюдно, сестра. Спасшие меня чары не позволяют мне протянуть руку к твоей короне.

— Если эти чары дадут тебе терпение честно ждать, пока я исчезну и очищу тебе место на троне предков, то они помогут и мне и всему Египту, — меланхолично сказала царица, — Ты знаешь, что ты мой единственный наследник и надежда славного рода Тутмеса. Теперь ступай, готовься к отъезду. Пусть боги даруют тебе успех во всем, что ты предпримешь в той стране, куда я тебя посылаю.

Тутмес все еще стоял на коленях. Он схватил руку сестры и поцеловал ее с уважением и благодарностью. Затем он простился и вышел радостный, с высоко поднятой головой.

Хатасу погрузилась в мрачную задумчивость. Устремив взгляд на изображение покойного царя, она прошептала:

— Я сдержала свое слово, а там — будь что будет!

Глава XXIX. Последние жертвы

Мудрец проводил Хоремсеба и Нейту до лодки и поспешно вернулся во дворец. С тревожным видом он поднялся в свою обсерваторию и внимательно стал вглядываться в усеянное звездами небо. Чем больше он изучал положение звезд и вычислял знаки, начертанные на папирусе, тем больше омрачалось его лицо. В конце концов он впал в тоскливую ярость.

— Один мрак и ужасное сочетание созвездий, предвещающие несчастье и смерть, — бормотал он. — Очевидно, Хоремсеба увлекают враждебные силы и он никогда не вернется хозяином в этот дворец. Если он не согласился бежать, это значит, что неумолимый рок омрачил его рассудок. Проклятая судьба! И подумать только, что достаточно было еще двух лет покоя, чтобы довести до конца великое дело и получить вечную жизнь!

Он скрежетал зубами, сжатые кулаки грозили какому — то невидимому врагу. В эту минуту Таадар был ужасен. Внутреннее бешенство сотрясало его костистое тело, а на угловатом лице и в глубоко впавших глазах кипели адские злоба и ярость.

Через несколько минут он, по — видимому, успокоился, провел рукой по лицу и потянулся.

— За дело! Не надо терять драгоценное время! — пробормотал он.

Свернув папирус, он спустился в свою комнату. Здесь он взял маленькую амфору, спрятал ее в своей широкой одежде и совершил таинственное путешествие по дворцу. Окончив этот обход, он позвал Хамуса, который вместе с Хапзефой и со всеми здоровыми людьми трудился над разрушением пирамиды.

— Бросьте эту работу. Вы снова продолжите ее завтра, когда я прикажу, — сказал он. — Теперь же людям надо дать отдых. Пусть они вернутся к себе. Вы же, Хапзефа и Хамус, вместе со всеми евнухами и смотрителями следуйте за мной в обеденный зал.

Когда все собрались в указанном месте, Таадар сказал:

— Возьмите каждый по драгоценному кубку, которые стоят на столе, наполните их вином из амфор. Хорошо. Выпейте и оставьте себе кубки, так как князь Хоремсеб дарит их вам в награду за вашу ревностную службу во время постигшей его минутной неприятности. Если вы останетесь ему верными и не выдадите никому того, что вы видели здесь лишнего, то он, вернувшись сюда, одарит вас еще богаче, так как, вы понимаете, родственник фараона освобождается от всякой клеветы и неприятностей.

Счастливые и удивленные такой царской щедростью, люди выпили, уверяя Таадара в своей верности и преданности. Затем все отправились отдыхать.

— Теперь я уверен, что вы будете скромны и верны, — прошипел иронически Таадар. — К тому же я избавляю вас от пыток, которые легко могли бы развязать вам язык.