Одна! Среди леса! Без собеседников и новостей! Да я свихнусь раньше, чем умру от болезни или нападения зверей. А жить среди людей, видя, как их жизни обрываются одна за другой из-за моего проклятья будет просто выше моих моральных сил… Как говорится: Куда ни кинь, всюду клин.
Из-за всех этих тревожных мыслей я не сразу заметила возвращение Сумрака. Лишь когда к моим ногам рухнул белый, словно мел, череп без нижней челюсти я отняла взгляд от раскалённых углей костра.
— Умничка! Какой же ты молодец! — потрепав за ушком своего защитника, вернулась к черепу.
— Как там нужно было говорить? Хм, забыла уже… Ладно, попробуем что-нибудь изобразить, — я положила череп на бревно напротив костра, так, чтобы он смотрел своими глазницами и на меня, и на учителя. Всё же мне требовался совет от госпожи праха именно по Дигве́ру.
— Пепельная госпожа, ответь на мой призыв. Мне нужна твоя помощь, — на всякий случай я даже поклонилась, усевшись на колени, отчего и прозевала момент появление воли богини в черепе мертвеца.
— Здравствуй, Катюша, вижу ты многому успела научиться пока мы не виделись. С чем у тебя проблемы? — череп, что лежал на бревне, наполнился изнутри чёрным дымко́м, истекающим сейчас из пустых глазниц. Голос же богини слышался так словно бы шёл сквозь гулкий длинный тоннель, настолько был искажён.
— Мой учитель проклят. Он потерял зрение, силу, и теперь медленно умирает. Подскажи, как мне спасти его?
Богиня праха долгое время не отвечала, храня мёртвое молчание, отчего у меня даже спина вспотела. Неужели ничего не изменить, и мой учитель останется калекой навсегда? А сколько он ещё так протянет? Что я потом буду делать?! Страх овладел моим сердцем в считанные минуты, а робкая надежда едва не затухла окончательно. Но, наконец, богиня ответила.
— Это проклятье мне не подвластно. Оно было создано древним народом, и в старые времена убивало целые племена вместе с землями: сильное, мерзкое, губительное проклятье. Мне его не снять, — каждое слово богини праха вбивало в моё сердце всё новые гвозди, отчего я буквально физически чувствовала эту боль, — Наш Дигвер умрёт. Однако, вместо излечения я могу предложить ему личную службу. Проклятье не в моей власти, но оно действует лишь на живых. А смерть — это уже моя территория! Он будет мыслить свободно, будет силён и быстр как в лучшие свои лета́, а болезни никогда не коснутся его немёртвого тела. Но его жизнь потеряет все смертные удовольствия: любовь женщин, вкус еды, хмель, жар и тепло, усталость и отдых — всё это перестанет ощущаться в новом подобии жизни и перестанет быть нужным. Однако и старость перестанет существовать для него тоже, ибо старость — это слабость живых.
— Я… я не могу принимать такие решения за учителя, — понурив голову, я помотала ею в отрицательном жесте, — Страшно представить каково существовать подобным образом — многие не согласились бы.
— Я соглашусь, — из-за моей спины раздался хрипловатый голос Дигвера. Он всё слышал?! — Соглашусь, если после упокоения вы, госпожа, позволите мне увидеться с Азиль. Она ведь в ваших чертогах?
— Конечно она у меня! В прошлом ты сделал всё, чтобы её душа нашла покой. И эту малость я могу тебе обещать — вы упокоитесь вместе.
— Тогда скажи, Пепельная Госпожа, что я должен делать? — ослепший старик сел на свою постель, сбросил покровы, и, передвигаясь на ощупь, приблизился к черепу. Встал на одно колено, как это принято в Капище Чёрного Камня перед ликом старших богинь, и опёрся на кулаки, выставленные чуть вперёд.
— Возьми эту маску, — раздался голос из черепа, после чего сам череп осыпался прахом, освободив лишь лицевую свою часть. Пустые глазницы, лобная кость, пустая переносица и передние зубы — вот и всё что осталось от некогда крепкого обожжённого черепа, — Приложи её к лицу, и произнеси: Я отдаю своё посмертие в твои руки, Пепельная Госпожа.
Дигвер под моим удивлённым, но меж тем отчасти пылающим надеждой, взглядом нащупал костяную маску с клубящимися тьмой глазницами, после чего аккуратно приложил её к лицу.
— Я отдаю своё посмертие в твои руки, Пепельная Госпожа! — произнёс это, и осел безвольной куклой.
— Ах! — от неожиданности я даже подскочила.
Шла минута, другая, и только на третью мой учитель пошевелился. Опёрся на руки, подогнул ноги под себя, и медленно встал, твёрдо держать на ногах. Сердце его больше не билось — это я могла слышать наверняка. Костяная маска впилась в его лицо, обрамившись кровавыми подтёками. Впечатление такое, что она попросту стала частью его черепа, слившись с ним. Жуткое зрелище…!
— Я снова вижу, Бестия! Вижу всё так, словно сейчас день! — голос его ничуть не изменился оставшись таким-же. — Боль ушла, — покрутил он пред глазами костлявой рукой, увитой мышцами.
— У тебя глаза почернели, — вгляделась я в его лицо, криво улыбнувшись.
— Ну и что? Твои, вон, красного цвета и ничего.
— Нет, ты не понял. Они целиком почернели, даже белки. Там словно жидкая тьма плещется теперь…