Читаем Царица парижских кабаре полностью

Его действительно было трудно не запомнить: слишком яркая личность, слишком сильное впечатление… Он был довольно суров. И чтил свое положение, строго выполняя все, что предписывал ему караимский закон.

Когда, приезжая в Вильно, мы заходили в его дом, это было все равно что оказаться в другом мире, в восточной стране и в восточной старине.

Низкая мебель, инкрустированные столики, вышитые стулья, низкие табуреты, крытые бархатом с золотыми узорами, ковры, картины той эпохи на восточные сюжеты (там было много работ брата его жены, академика живописи Бориса Эгиза, эмигрировавшего затем в Константинополь).

И начинались разговоры, воспоминания гахама о персидском шахе и о его сыне, который был очень привязан к своему учителю… А на низких резных столиках темного дерева стояли цветные фаянсовые блюда (в узоре, помню, преобладала зелень – или особая, раскаленная синева, которую так любили гончары всех южных народов). А на блюдах дышали слоеные пирожки с орехами или с вишнями, рахат-лукум с фисташками был осыпан сахарной пудрой, как тончайшим белым песком Юга, древней прародины…

Все это вызывало детский восторг. И делало каждый визит к гахаму сказкой из книжки с картинками и вязью позолоты на обложке.

Сказкой, которая сначала была прочитана, – а потом приснилась.

Подчиненный Шапхала, тракайский священник и караимский поэт Семен Фиркович тоже был очаровательным господином, который всегда во всем помогал Шапхалу.

Его семья была милейшая, там нас часто угощали караимскими блюдами и знаменитой селявой. Вокруг их дома на Караимской улице в Тракае находился большой фруктовый сад, где дети собирали вишни и малину. Все плавали на лодках по озеру Гальве, вокруг острова, на котором стоит знаменитый замок.

И я, и мои братья запомнили этих людей на всю жизнь…

Комментарии

Хазарский каганат – раннефеодальное государство VII–X вв. Охватывало часть территории Северного Кавказа, Поволжья, Приазовья и Крыма.

Витовт (1350–1430) – великий князь Литвы (с 1392 г.). Совершил множество походов, стремясь расширить пределы княжества. Был одним из руководителей и героев Грюнвальдской битвы (1410 г.).

Хаджи Серая Хан Шапхал (1873–1961) – востоковед, воспитатель наследника шаха Персидского в Тебризе, чиновник российского Министерства иностранных дел, Тавридский гахам караимов. В 1928 г. назначен гахамом караимов в Польше, жил в Вильно. Один из составителей словаря караимского языка. С 1940 г. – директор Исторического музея караимов в Тракае.

Борис Эгиз – Эгиз Борис Исаакович (1869–1947), живописец, мастер салонных портретов и жанровых сцен. Работал в Одессе, был секретарем Товарищества южнорусских художников. С 1920 г. в эмиграции.

Тракайский священник и караимский поэт Семен Фиркович (1898–1982) – писатель, этнограф, священник, уллу газзан караимов. С 1921 г. – преподаватель караимского языка в Тракае.

Анна Вырубова – Вырубова Анна Александровна, урожд. Танеева (1884–1960), фрейлина и близкая подруга императрицы Александры Федоровны.

Сэр Бьюкенен – Бьюкенен Джордж Уильям (1854–1924), британский дипломат, в 1910–1918 гг. посол в России. О своей деятельности, особенно интенсивной в 1917–1918 гг., в том числе об участии в «Заговоре послов» рассказал в книге «Му mission to Russi and other diplomatic memories» (L. – N.Y., 1923. V. 1–2).

Глава шестая

Мой сценический дебют. Русская консерватория в Париже. Князь Волконский и Шаляпины. Уроки у Медеи Фигнер



Мои родители часто устраивали в Париже «караимские вечера». Однажды возникла идея любительского спектакля в пользу нуждающихся караимов.

Эта мысль очень понравилась моей маме. А я, еще со времен гувернантки Эммы Петровны и ее театра марионеток, мечтала играть на сцене. Был приглашен режиссер, уже полнеющий и стареющий Дуван-Торцов, по происхождению крымский караим.

Он предложил поставить чеховский «Юбилей». Я играла Настасью Федоровну Мерчуткину – женщину, как известно, слабую, беззащитную, но очень упорную в достижении своих целей на общую сумму 24 рубля 36 копеек. Во втором отделении шли несколько скетчей. Помню комический дуэт из одного:

– Марь Иванна, неустанноЯ люблю вас от души,Оттого что, Марь Иванна,Вы, как ангел, хороши!– Если б я была бы вашей,Это было б трэ шарман!Побеседуйте с мамашей…– Но при чем же тут маман?!– Я ведь маменькина дочка,И без маменьки никак.Поцелуйте меня в щечкуИ все будет трэ шарман…


Дуван-Торцов поставил нам и танец к этому примечательному дуэту. Публике очень, очень нравилось!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное