Когда мы прибыли в Нью-Йорк, были мороз, ледяной ветер, холод.
Я сошла с трапа, сразу поскользнулась и шлепнулась носом оземь. Может быть, от восторга. Может, от испуга. Со смесью страха и восхищения я смотрела на статую Свободы, на небоскребы Манхэттена.
Нью-Йорк не может не нравиться. Но он вызывает в душе также тихую, скрытую меланхолию: что бы вы ни делали, в этом городе обязательно найдется кто-то умнее, сильнее, честолюбивее и одареннее, чем вы.
И – хоть плачь – ничего не поделаешь с этой конкуренцией!..
У нас там, впрочем, оказалось много добрых знакомых: артистов, музыкантов, и французов, и русских. Сол Юрок был известнейшим театральным импресарио, каждый вечер мы все вместе сидели в русском ресторане «Чайная» на 57-й улице, возле Карнеги-холла. Туда приходили после спектаклей артисты, балетные и оперные. Жена Юрока Елена Борисовна чудно пела контральто, была красоткой, но весьма жеманной дамой. Пела, а потом оборачивалась к публике и заявляла: «Я и не знала, что тут так много народу!»
В Нью-Йорке устраивал знаменитые вечера Перников, он владел во Франции пароходной компанией. А у меня тогда были замечательные эксцентричные шляпы, пальто от Ворта – и муж-красавец. Вот почему нас все запросто к себе и приглашали.
На первый же вечер Перникова, куда мы были приглашены, ждали Грету Гарбо, режиссера Майлстоуна и Барбару Хаттон-Мдивани.
Грета Гарбо была совершенно неотразимой!
Она пришла в темно-красном бархатном пальто, обшитом соболями. Незабываемый образ, незабываемый стиль. Она погладила меня по щеке и сказала: «Какая вы красавица!»
У Перникова меня посадили к роялю. Романсы пользовались успехом.
В Нью-Йорк не раз приезжал Лондонский балет с Марго Фонтейн. И русские балетные труппы (их импресарио в США всегда был Сол Юрок). Случались такие казусы: одновременно на гастроли приезжали труппы «Русского балета Монте-Карло» под руководством Рене Блума и «Русского балета полковника де Базиля» – и недоумевающая публика не знала, на чьи спектакли покупать билеты.
Надо сказать, русские труппы конкурировали не только в Нью-Йорке, но и в Лондоне, постоянно переманивали звезд друг у друга. Александра Данилова и Тамара Туманова неоднократно меняли одну труппу на другую, что всегда становилось поводом для разговоров.
Каждый вечер шли замечательные концерты в Карнеги-холле. Сергей Александрович Кусевицкий, крестный отец моего мужа, руководил тогда Бостонским симфоническим оркестром. Он пригласил нас в Беркшир, куда на лето съезжались все знаменитые оркестры (там начинал свою карьеру и Леонард Бернстайн, ученик Кусевицкого).
Никита попросил у крестного совета – как в Америке жить, чем заняться, с чего начать, но Кусевицкий ответил только: «Дорогой Никита, чтобы жить в Америке, надо иметь гвозди в голове…»
Этим наставления крестнику и ограничились.
Никита был в ярости.
В конце лета 1939 года мы отправились в Голливуд – и прожили там семь лет. Никита работал в «Уорнер Бразерс», делал французские версии американских фильмов. Мы купили дом с садом возле Одинс-стрит. В этом доме 28 апреля 1941 года родился Делано, мой любимый сын.