Читаем Царица парижских кабаре полностью

Рецензент газеты Le Parisien Libere иронизировал над фразой из программки: «“Парижане” не претендуют на полный очерк русской души во Франции» и писал: «Этот очерк почти того же качества, что карпатское шампанское, которое подают Полковник и Наташа в своем русском кабаре на Монмартре. Короткометражный скетч. Не комедия.

К счастью, у певицы этого кабаре хороший голос Людмилы Лопато. Пианист этого кабаре – истинный музыкант Сергей Хинкис, и Вера Греч здесь танцует и поет вместе с Людмилой прелестную народную песню. В какие-то моменты, проблесками, вдруг казалось, что мы действительно в русском кабаре 1925 года».

Увы, «Парижане» не имели успеха у парижан.

Мы с грустью распустили труппу и закрыли спектакль.

Боже мой! Неужели эти скептические рецензии, мелкий, поблекший газетный свинец, картечь хроникерского остроумия – все, что останется (все, что уже осталось!) – от Ирины Строцци?!

Ирина Строцци была очень красива и остроумна. Рыжеволосая, чрезвычайно изящная, с прекрасным подъемом ноги, дочь маркиза Строцци, директора Оперы в Загребе и русской эмигрантки стародворянских кровей, она была полна артистизма и фантазии, умна, очаровательна, эксцентрична, наделена особым характером и шармом.

Ирина родилась в России в 1909 году. Говорила на многих языках, была ученицей известной московской балерины Маргариты Фроман, участницы «Дягилевских сезонов», а впоследствии основательницы Хорватского национального балета. Юность Ирины прошла в Загребе. Мать Ирины, разойдясь с маркизом, вышла замуж в Югославии за богача Рубинштейна.

Классической балериной Ира не стала и выступала в 1934 году в ревю «Фоли-Бержер» в Париже.

В труппе «Стелла» у Натальи Комаровой она выступала вместе с Еленой Трутовской, Ольгой Старк и Еленой Лыжиной. Как ни хороша была Строцци, но Трутовская в этой группе была самой сильной балериной. Затем некоторое время Ирина выступала в Польше.

Во время Второй мировой войны, в Ницце, Ирина влюбилась в итальянца, который владел Домом моды от-кутюр, и была тогда одета, как кукла. В 1942 и 1943 годах Строцци и Трутовская выступали дуэтом в «Фоли-Бержер» – и уже тогда все знали, что Ирина Строцци чудно поет.

Самую большую любовь своей жизни Ирина впервые увидела на арене цирка. Влюбившись в молодого артиста Пьера ле Бриса, маркиза научила его всему, что знала, стала его импресарио. Ирина Строцци – талантливая, культурнейшая – знала и понимала очень много! И она использовала весь свой шарм, пустила в ход все свои старые дружбы, чтобы Пьера приняли в артистическом Париже.

Помогла в этом и квартира Ирины возле авеню Фош, самой дорогой улицы Парижа.

Когда они встретились, ему было двадцать семь. Ей – сорок пять. Она была все еще очень красива! Ирина Строцци не выходила без Пьера никуда – ни в театр, ни к друзьям, ни в свет. Конечно, она настояла на его уходе из цирка… Иногда Пьер казался ее ребенком.

Не надо думать, что эта блестящая жизнь была легкой. Когда денег не было вовсе, Ирина несла в заклад последние фамильные вещи.

Но она сделала из молодого силового акробата, бывшего матроса французского военного корабля, настоящего артиста! Вылепила из него своими руками – как бы это сказать? – и личность, и персону.

Пьер – красивый, хорошего сложения, очень добродушный – любил Ирину Строцци и был ей благодарен, словно матери. Он стал знаменит, сыграв благородного индейского вождя Виннету из романов Карла Мая в западногерманском фильме… затем еще в одном, и еще, и еще. Кажется, о Виннету было снято шесть или семь фильмов – так полюбила красавца-апача кинопублика.

После этого успеха Пьер играл много, но, можно сказать, все ту же роль.

Связь аристократки-танцовщицы со стариннейшим тосканским именем, русской дворянской кровью и ангажементами в «Фоли-Бержер», и синематографического вождя индейцев длилась долго. Но… Пьер встретил молодую немецкую актрису. Влюбился. И женился на ней.

Я никогда не видела вторую жену Пьера. Ирина всегда хорошо о ней говорила. Неизменное благородство и гордость самой Ирины надо тоже принимать в расчет. Но и до сих пор, когда в кругу знакомых говорят об этом актере, почти всегда отмечают: «У него очень хорошая жена»…

Когда это случилось, Пьер был обеспеченным человеком, он много играл и хорошо зарабатывал. Ирина была в более сложном положении. Он это понимал, понимал, чем ей обязан. Относился к маркизе очень тепло. И даже написал ей письмо: «Ириша, приезжай и живи с нами!»

Она была очень гордой. Никогда, невзирая на обстоятельства, она бы на такое не согласилась. Но тонкая, чувствительная душа, как бы ни была сильна, – увы, не всегда и не все может выдержать.

И Ирина все-таки поехала к нему.

Через год жизнь ее кончилась самоубийством.

И мне грустно писать об этом конце.

Не зная имени маркизы Строцци, почти каждый русский все же знаком с ней. И, возможно, ею очарован – я бы хотела надеяться на это!

Ирина рассказывала не раз, что именно для нее, в ее ранней юности, в Париже 1930 года, Александр Вертинский написал романс «Пани Ирэна»:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное