Глава тринадцатая
Когда у Никиты закончился контракт со студией «Уорнер Бразерс», мы решили все изменить и уехать в Нью-Йорк. Там сняли квартиру на 57-й улице у художника Мстислава Добужинского.
Наш семейный бюджет, по сравнению с калифорнийскими временами, изменился довольно резко. Однако из Парижа приехали старые друзья Никиты – мой кузен Жорж и Раймонд Дюбок. Три друга решили заняться бизнесом. Им предстояло участвовать в продаже нефтеналивного танкера – для чего, естественно, следовало найти солидного покупателя. Они целыми днями сидели за работой.
В эту пору к нам как-то зашел Зиманич, бизнесмен, наш голливудский приятель и близкий друг Бориса Мороза. Он предложил мне пойти поужинать в знаменитый ресторан «Русская чайная» (хозяин был его приятелем). Мои деловитые Никита, Жорж и Раймонд, занятые по горло, посмотрели на меня меланхолично, сказали: «Почему нет?» – и мы с Зиманичем отправились…
В «Чайной» было тогда кабаре с русской программой. К нашему столику подошел хозяин заведения Майер, поздоровался с Зиманичем и воскликнул: «Какая красивая дама!» Следует заметить, я была тогда в большой черной шляпе от модистки Роз Деска.
Зиманич гордо ответил: «А знал бы ты, как она поет…» Хозяин заинтересовался: «Ну-ка…»
Я запела «Темную ночь». Майер спросил:
– Хотите петь у меня? Завтра пришлю контракт!
И что вы думаете?
Контракт мне доставили на следующий день!
«Русская чайная» устроила праздничную премьеру. Я вышла на эстраду в белом атласном платье, расшитом жемчугом, от Пакена. О моем успехе в тот вечер можете себе составить представление по газетному отзыву: «Судя по тому, как реагировала публика, у Людмилы скоро будет собственный ресторан».
«Она поет русские и французские песни, которые принесла нам из мира веселых кабаре Парижа», – писали рецензенты Нью-Йорка осенью 1947 года. В газетах стали появляться мои фото, месяца через два я уже удостаивалась рецензий длиннее ста строк!
Никита, гордый муж, вклеивал отзывы в альбом.
Рецензенты искали определения, что ж я такое делаю, с кем бы меня сравнить. И вскоре ко мне прилепился ярлык, наверное, лестный, но все же я хотела быть самой собой. «Людмила Лопато выглядит очень светски, в стиле Марлен Дитрих», – написал кто-то из журналистов в сентябре 1947-го. Как это бывает, одна публикация порождала другую, и несколько недель спустя газета
Потом это сравнение кочевало из рецензии в рецензию долгие годы…
Самый обстоятельный отклик на дебют соотечественницы в Америке появился в почтенной газете «Новое русское слово»:
«“Казино Рюсс” открыло свой новый сезон отлично составленной программой, “звездой” которой является известная исполнительница цыганских романсов и народных песен Людмила Лопато.
В двух программах, которые Людмила Лопато поет ежевечерне, артистка показала все стороны своего таланта – молодой, свежий и приятного тембра голос, тонкую артистичность исполнения и то, что в Париже называют личным “шармом”, – у артистки его много, и она расточает с эстрады свой талант с беззаботной щедростью.
Пять номеров каждого ее выступления включают одну или две популярные цыганские вещи, преисполненные темперамента и задора, один сентиментальный романс и одну или две новые французские песенки, достойные репертуара Люсьен Бойе. Две из них имели у публики успех – «Имажинэ» и «Я продала дьяволу душу».
До сих пор мы видели Людмилу Лопато только на концертной эстраде. Ее дебют в нью-йоркском “Найт клаб” был для артистки большим личным успехом. Публика заставила ее много бисировать и слушала с исключительным вниманием и удовольствием.
Вся программа “Казино Рюсс” помолодела и сильно от этого выиграла».
Программа кабаре была в двух частях. Я со своими песнями завершала первую, а в антракте бежала к повару на кухню – покупать заранее приготовленные куриные ножки (коронным блюдом «Русской чайной» были котлеты по-киевски, а их ведь делают только из белого мяса).