Царица печали

— Столько раз уж говорила, что сама могла отнести!

— Чертов дом! Никто тут никогда ничего вовремя не исправит!

— Ну ты посмотри: льет и льет этот чертов дождь!

— А чтоб гром-молния долбанули и спалили все это навсегда!

Но в тот день вместо грома-молнии у них было дерьмо: они вдруг почуяли вонь во всем доме, даже на чердаке, вдруг почуяли, и обеспокоились, и стали перекликаться, спрашивая друг друга, что это так воняет, вроде как вдруг встревожились, что, может, это совесть их начала гнить. Вышли в коридор и с облегчением обнаружили, что это снизу, с первого этажа, от соседей, а значит, это не их совести запах, а соседей с первого этажа (после смерти матери потомок семейства Сподняков уволился из приходившей в упадок шахты, привел свою сожительницу и вместе с ней продолжил отцовскую школу тихого алкоголизма). Они успокоились и даже обрадовались, подумали, что как только у соседей совесть сгниет, то те уж наверняка будут вынуждены съехать, тогда уж наверняка съедут, но тут же стали возмущаться:

— Ну ладно, пусть у них там гниет что угодно, но почему у нас наверху воняет? С этим надо что-то делать.

Когда же они вылезли всем кагалом — мать, старый К., его сестра, его брат и гладкошерстная такса, взбудораженная беготней и одурманенная вонью, — то принялись друг друга подначивать:

— Ну пойди, скажи им что-нибудь.

— Почему я?

— Ты мужик, так сделай же хоть что-нибудь!

Так они подзуживали друг друга и собирались с духом и уже даже на лестничную площадку вышли, чтобы перспективой соседской двери придать себе смелости и, соответственно, тут же постучать в нее, и уж постучали бы, если бы не сосед, который сам вдруг открыл дверь, высунул голову и стал принюхиваться, а потом, скривившись от отвращения, звать сожительницу:

— Илюу-у-уняа-а! Подь суды, шо тут так воняить?! Чуешь?

Сожительница Илона на этот призыв вышла и, поводив ноздрями, признала:

— Ну, что-то воняить, ну да.

Тогда их общий сожительницкий взгляд узрел, что на площадке стоит семейка и недружелюбно присматривается, и посмотрели они друг другу в глаза по-соседски и вдруг поняли, что надо заключить перемирие, потому что это вонь чужая, не местная из дома, потому что этот неопределенного местоположения источник вони бил все интенсивней; все спустились еще ниже, к подвалам, друг за дружкой, по ступеням, неуверенно, женщины сзади, мужчины спереди, сосед первый, потому что жил на первом этаже и от подвала был ближе остальных, и собака, на взводе, рвущаяся и сдерживаемая («Заберите отсюда эту собаку!»). Спустились и открыли дверь, и вода с говном хлынула на соседа, потому что он стоял ниже; смрад ударил в них с удвоенной силой. Женщины застонали, теряя сознание:

— О боже, канализацию прорвало…

Мужчины мрачно чертыхнулись:

— У, бля, прорвало канализацию…

Сосед, сбитый с ног говняной волной, сидел по пояс в говняной воде и отчаянно призывал:

— Илюу-уняа-а, вытащ мене отседова!!

А потом, когда уже все отступили на площадку между этажами, на безопасное расстояние от подступающей воды с говном, все по очереди начали делиться впечатлениями:

— Я же говорила, что это развалина, эти трубы, давно уж надо было…

— Я знала, что так будет, интересно, из-за кого это…

— Если говорила, то сама могла уже давно…

— А там льет, и льет, и льет…

— Илюня, я должон одёжу скинуть!

— А ну мене так в дом не влазь, в колидоре скинь!

Но вода и дерьмо только начинали прибывать, и в то время, когда все решали, что делать, Боже милостивый, что делать, уровень говняной воды в подвале рос десятками сантиметров в час, в любом случае было видно на глаз.

Прежде чем они решили начать выносить то, что удастся вынести, спасать плавающее добро, сложенное в подземелье, от картошки и угля до полотен в мастерской старого К., прежде чем начали искать ведра и образовывать соседский конвейер самопомощи, черпая воду с говном вплоть до исчерпания, всю ночь напролет; прежде чем, стало быть, они начали действовать, они должны были проверить самое главное: не обидела ли их судьба в сравнении с остальным миром, а если и так, то в какой степени. Брат старого К. предложил:

— Надо проверить, не залило ли еще кого, — ради того чтобы обрадоваться, что приключилась всеобщая беда, что это всехняя мерзость, что в соседних домах аналогичная борьба либо вот-вот начнется, либо уже началась. Но ни с кем больше ничего такого не случилось; взорам вышедших на улицу обеих проживавших в доме семей явилось чудо.