Царица поверженная

Маргарет Джордж Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная

Клеопатре, царице, богине, ученой, воительнице

(69–30 гг. до н. э.)

Элисон, моей Клеопатре Селене

Полу, соединившему в себе Цезаря, Антония и особенно Олимпия

Margaret George

THE MEMOIRS OF CLEOPATRA. VOL. 2

Copyright © 1997 by Margaret George

All rights reserved

Перевод с английского Виталия Волковского

Оформление обложки и иллюстрация на обложке Сергея Шикина

Карта выполнена Юлией Каташинской

© В. Э. Волковский (наследник), перевод, 2007

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023 Издательство Азбука^®

Четвертый свиток

Глава 1

В тесной каюте корабля, прокладывавшего свой путь по высоким волнам моря, я мучительно рождалась заново. Я ослабела, меня мутило, я лежала на койке, которая брыкалась и подпрыгивала, не давая покоя ни днем ни ночью. Но все это меня не волновало; хуже, чем мне было тогда, человеку быть не может, вне зависимости от обстоятельств и окружения. Я чувствовала себя так, словно мне предстоит вечно лежать на вонючей койке в темноте. Я была мертва – мертва, как Цезарь.

Тесная каюта, отсутствие света, запах и плеск воды – все казалось ужасным повторением того пути к Цезарю, который я проделала, завернутая в ковер, четыре года назад. Целую жизнь тому назад. Сейчас меня увозили от него, и я знала, что никакие земные пути уже не сведут нас. Тогда мое сердце бешено колотилось от рискованной игры, теперь же, перенеся чудовищный удар, оно еле билось. Шли дни, а я оставалась пленницей этой сырой раскачивающейся каюты; у меня возникало странное ощущение, будто время потекло вспять и я возвращаюсь в темноту влажного материнского чрева, в забвение, в ничто.

Я не ела. Я не просыпалась – или, может быть, не спала. И не думала. Мыслей у меня не было, но я видела сны – неотступные, непрестанно кружившие вокруг меня. Мне снился Цезарь; я видела его то живым и полным сил, то на погребальных дрогах, пожираемого пламенем. Когда я начинала метаться, кричать или бормотать в бреду, Хармиона всегда оказывалась рядом со мной, брала за руки, успокаивала. Я поворачивалась, опять закрывала глаза, и демоны сна забирали меня обратно.

Мне удалось продержаться в Риме до отплытия, и те дни походили на кошмар больше, чем страшные сны, донимавшие по ночам. Но воспоминаний у меня почти не осталось: все, что происходило после похорон, воспринималось смутно. Я покинула Рим, вот и все. Уехала, как только смогла, хотя и не сбежала прямо с форума на готовый к отплытию корабль. И, лишь оказавшись в безопасности на борту и увидев, как побережье Италии исчезает вдали, я вошла в каюту, легла и умерла.

Хармиона делила со мной ужасную каюту, день за днем сидела рядом, читала мне, пыталась отвлечь от всепоглощающего мира сновидений. Она заказывала поварам подкрепляющие блюда – похлебку из свежевыловленной рыбы, вареный горох и чечевицу, медовые лепешки, – но вид и запах еды вызывал лишь тошноту, из-за чего я чувствовала себя еще хуже.

– Ты исхудала, как мумия, – укоряла меня Хармиона, обхватив мое запястье кольцом своих пальцев. – Разве это царская рука? Будь на ней браслет кандаке, тебе не хватило бы сил поднять ее.

Она пыталась шутить:

– Слышала, что твой предок Птолемей Восьмой был не в меру тучным. Ты хочешь искупить это, превратившись в скелет?

Она взывала к моей гордости:

– А если бы Цезарь увидел тебя сейчас?

Но все было бесполезно. Порой мне чудилось, что Цезарь поблизости, что он наблюдает за мной, понимает мое состояние и сочувствует – ведь он сам страдал падучей. В другие моменты мне казалось, что он исчез без следа, оставив меня в этом мире без защиты и в полном одиночестве, словно я никогда не была ему близка. Тогда я думала: не имеет никакого значения, как я выгляжу. Его нет, он больше никогда меня не увидит.

Дни, однако, шли, и, поскольку я все же не умерла, а жизнь – если то была жизнь – в конечном счете берет свое, я постепенно родилась снова, появилась на свет из поглотившей меня невесомой, лишенной времени тьмы. Когда я снова вышла на палубу, мне показалось, что слишком яркий свет режет глаза, слишком сильный ветер обжигает кожу, а чрезмерная синева моря и неба невыносима для взора. Чтобы смотреть в сторону горизонта, где эти ослепительно-синие пространства сходились вместе, мне приходилось прищуриваться. Больше ничего видно не было: ни суши, ни облаков.

– Где мы? – спросила я Хармиону в тот первый день, когда она вывела меня на палубу.

Голос мой дрожал и звучал едва слышно.

– Посередине моря – на полпути к дому.

– А, да.

По дороге в Рим я живо следила за маршрутом и желала, чтобы ветры наполняли паруса и подгоняли нас как можно быстрее. Теперь я не имела ни малейшего представления о том, сколько времени мы находимся в море и когда прибудем на место. Это меня не волновало.