Царица поверженная

– Правда, к тому времени потери основного состава армии были ничтожны, всего несколько человек, – мы ведь фактически не встречались с противником. Но потом – потом все изменилось. Моя царица, мы потеряли треть армии – тридцать две тысячи лучших легионеров. Это даже больше, чем потерял Красс!

Тут он все-таки уронил голову и разрыдался. Я позволила ему выплакаться вволю, а сама подошла к окну. Меня била дрожь, я смотрела на ненастное море снаружи, но ничего не видела. Однако мне следовало держаться. И выслушать все.

Тридцать две тысячи легионеров – вот чьи мертвые тела видела я в своем кошмаре. Тела, разбросанные по бескрайней каменистой равнине…

Он вытер глаза.

– Один тамошний житель предупреждал, что, хотя парфяне и обещали нам безопасный отход, не следует отступать тем же путем, каким мы пришли. Он говорил, что на равнине нас окружат и перебьют. Мы не знали, верить ему или нет, но в конце концов благородный Антоний поверил.

Да уж, благородный Антоний всем верит.

– И это нас спасло.

Вот как! Оказывается, порой доверчивость вознаграждается. Бывает, видимо, и так – но редко.

– Какое же это спасение? Ты говоришь, что вы потеряли одну треть армии, не считая десяти тысяч убитых вместе с обозом? Всего сорок две тысячи! Значит, почти половина! – вскричала я.

– Если бы не та горная тропа, по которой мы отступали, а также мужество и стойкость благородного Антония, мы бы потеряли всю армию, – ответил Эрос. – Нападения не прекращались в ходе всего отступления. Мы выдержали восемнадцать оборонительных сражений, чтобы только выбраться оттуда. Трудно отступать в полном порядке, беспрерывно отбивая вражеские атаки, но Антонию это удалось, хотя у нас не было еды, мало воды и приближалась зима. Нам потребовалось двадцать семь дней, чтобы добраться до границы Армении и переправиться через Аракс. Условия были ужасающими, дисциплина едва держалась, но Антоний вывел своих людей, пусть голодных и оборванных, с вражеской территории. И знаешь, что сделали парфяне, когда мы перебрались через пограничную реку?

– Нет, конечно не знаю.

Этого боги мне не открыли.

– Они со своего берега воздавали хвалу нашему мужеству.

Мужеству… Да, это в духе богов. Беда, однако, в том, что политический вес придает не мужество само по себе, а успех. Антоний потерпел поражение, а вот Октавиан преуспел, и теперь чаша весов окончательно склонится в его сторону.

Гнев и скорбь нахлынули на меня с такой силой, что с моих уст сорвалось проклятие. Увидев испуганные глаза Эроса, я взяла себя в руки. Надо пожалеть мальчишку, ему и без меня досталось.

– Пожалуйста, продолжай, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

– Не хочу больше тебя огорчать, – возразил он.

Мы оба пытались щадить друг друга.

– Нет, пожалуйста, говори. Я должна знать.

– Тогда послушай о самом худшем.

Он выпрямился, расправив свои худенькие плечи.

– Был момент, когда казалось, что мы обречены – гибнем. Даже мой господин Антоний решил, что все пропало… Он… он приказал мне убить его, пронзить мечом…

Страшное воспоминание заставило юношу содрогнуться, я же почувствовала, как силы покидают меня.

– И ты?.. – прошептала я.

Как мог он решиться на такое? Как мог он отважиться бросить меня? Я знала, что военачальник на поле боя думает иначе, чем обычный человек, но должен же он был хоть на мгновение вспомнить о своей другой жизни. Неужели он хотел отбросить все? И полководец, и царь имеют обязанности частных лиц, и этим нельзя пренебрегать.

– Я взял меч, и он показался мне в сто раз тяжелее обычного. Я начал поднимать его. Но когда он сказал: «Отруби мою голову и закопай ее так, чтобы парфяне ее не нашли», – я не смог. Я убежал.

Я вцепилась в спинку стоящего рядом кресла. Он на самом деле отдал такой приказ? Меня замутило. Я огляделась по сторонам в поисках какого-нибудь сосуда, емкости, но ничего не нашла и бросилась к окну. Это было настолько отвратительно, настолько невыразимо – и меня вырвало в окно. Кислая рвота расплескалась по мраморным плитам террасы. Его голова! Его благородная голова!

Эрос тоже позеленел. Я увидела, как сжимается его горло.

– Господин вспомнил, как глумились враги над головой Красса. Как перебрасывали ее, словно мяч. Он не мог такого допустить.

Но мне по-прежнему было плохо. Подумать только: этот мальчик должен был обезглавить моего возлюбленного! В моем желудке уже ничего не осталось, но я цеплялась за подоконник и кашляла. Мне даже не было стыдно – все останется между нами.

– Но необходимости в том не было, – наконец сказал он тихо. – Как потом выяснилось, тревога оказалась ложной.

Выходит, если бы не Эрос, Антоний мог умереть из-за дурацкой ошибки.

– Хвала богам, что у тебя хватило любви и преданности отказаться!

– Некоторые считают, будто мой отказ говорит об отсутствии преданности. Во всяком случае, о неповиновении.

– Мне все равно! – заявила я. – Порой нужно выполнять повеление более высокое, чем приказ господина. Например, когда приходится выбирать между смертью и надеждой.

Я покачала головой и поискала салфетку, чтобы вытереть рот. Это было хуже любого сна, хуже ночного кошмара.