Царица поверженная

Моей матери, восхитительнейшей царице.

Мы прибыли сюда всего за двадцать дней — настоящее чудо для нынешнего времени года. Видишь, это хороший знак: значит, наш визит угоден богам. Я с самого начала знал, что обязан здесь побывать, а теперь получил тому подтверждение. Зря ты не хотела меня отпускать. Думаю, ты и сама это поняла.

Напоминаю тебе, что ты обещала ездить в мое отсутствие на Килларе, чтобы он не чувствовал себя одиноким и не скучал по мне слишком сильно. Конечно, можно было попросить Антония, но больно уж он здоровенный. Боюсь, моей лошадке не понравилось бы возить такого тяжелого всадника.

Мы поселились в той части Рима, что имеет скверную репутацию, — в Сабуре. Нам это только на руку: до нас здешним обитателям и властям нет никакого дела. Сабура расположена к востоку от Форума, она очень многолюдная и шумная. Живут здесь в зданиях, которые называют insula — остров: это жилища, устроенные одно поверх другого, порой в шесть-семь этажей. На улицах не очень много света, так что не видно мусора, на который натыкаешься. Люди часто едят прямо на улице, покупая снедь в маленьких лавках. Это очень забавно, и вообще дух здесь озорной, как на празднике. Все непривычно, порядка никакого.

Олимпий много времени проводит на острове посреди Тибра, где находится больница для бедняков и раненых ветеранов. Это оставляет мне достаточно свободного времени для развлечений, благо гулять здесь по улице — уже приключение. В следующем письме я расскажу тебе больше, потому что не могу описывать важные и интересные события в спешке. Расскажи Александру и Селене, что здесь множество котов — больше, чем я когда-либо видел. Они мяукают на каждом углу и в каждом окне. Правда, никаких крокодилов в Тибре нет.

Твой любящий сын П. Цезарь.

P. S. Здесь проходят Ludi Apollinares — многодневные гонки на колесницах и игры в честь Аполлона. Почему у нас нет ничего такого?

Я положила письмо, ощущая себя странно отяжелевшей. Снаружи, за тенистым балконом, раскинулось неподвижное плоское море. Стояла необычная для нашего города жара и духота. Как раз таким я описывала сыну Рим, и теперь мои собственные слова вернулись ко мне, словно в насмешку.

Сколько благовоний ни втирала я в кожу, облегчения они не приносили: душный воздух мучил меня. Я ощущала себя мумией в душистых пеленах.

Мне следовало бы быть довольной, что все идет как надо: Олимпий приобретает полезные знания, Цезарион, похоже, очарован Римом. Как я и ожидала, он сумел найти в нем хорошее. Не обошлось, конечно, и без сравнений с Александрией в его обычной детской манере. Не укрылось от меня и то, что он подписался П. Цезарь.

Но если с другом и сыном все обстояло хорошо, то новости о самом Риме меня не порадовали. Мне не нравилось то, что Октавиан с Агриппой занимаются строительством общественных зданий, и даже затея Октавиана с постройкой мавзолея показалась подозрительной. Ему всего двадцать семь лет, кто в такие годы задумывается о гробнице? Не иначе как решил сделать свою будущую усыпальницу национальной святыней. И что это за разговоры об Антонии и золоченых ночных горшках, когда говорить должны о его победе в Парфии?