Царица поверженная

Агриппа, имевший твердое намерение не дать нам прорваться, выстроил свои корабли двойной цепью. Он использовал многочисленные легкие суденышки, которые не давали нам покоя и окружали крупные корабли Антония, словно осаждали крепости. Тактика заключалась в том, чтобы стремительно сблизиться, нанести удар тараном и, оставив пробоину, так же быстро отплыть, пока нападавших не забросали копьями и камнями. Кроме того, сходясь вплотную, противники старались весом своих корпусов ломать весла и рули. Они цепляли за борта тросы с крючьями и пытались взобраться на палубу, размахивая клинками и изрыгая проклятия. Наши отпихивали их баграми и обрушивали на их головы все, что можно было швырять.

Корабли перемешались, и сражение раскололось на множество отдельных стычек. Легкие суда по два и по три налетали на тяжелые со всех сторон, как собаки, атакующие слонов. Вскоре первый корабль — наш, небольшой — пошел под воду. Затем до моих ушей долетели пронзительные крики: огромный камень, пущенный из катапульты, отправил на дно одну из Октавиановых посудин вместе с экипажем. Потом крики слились воедино, сделавшись неразличимыми. Где наши, где враги? Ужас и боль смерти уравнивали всех.

Строй совсем сбился, и я потеряла из виду флагманский корабль Антония, оказавшийся в самой гуще боя. Потянуло дымом; одни суда охватывало пламя, другие сходились борт к борту, и солдаты с мечами наголо перебегали по абордажным мостикам с палубы на палубу, чтобы вступить в рукопашный бой.

Вода теперь была растревожена не только поднявшимся ветром, но и падавшими в нее деревянными обломками и человеческими телами. Когда море бросило мне в лицо фонтан брызг, я почувствовала привкус крови.

Треск ломавшихся мачт, весел и корпусов накладывался на человеческие крики, составляя в совокупности некий немыслимый, ужасный звук вроде несмолкающего звериного воя. Сквозь него пробивался оглушительный грохот, когда один корабль таранил другой. Я видела фигурки людей: они метались по палубам, сцеплялись в смертельной схватке и падали в воду, ударяясь при падении о весла и ломая их.

Ветер все крепчал. Теперь он вспенивал волны не белыми, а розоватыми от крови барашками, раздувал пламя на загоревшихся кораблях. Огонь стал перекидываться с палубы на палубу. Там, где корабли сошлись очень близко, бушевала самая жаркая схватка, и огонь полыхал вовсю. Черный дым начал затягивать место сражения, скрывая его из виду.

Но я все же увидела, как посередине этого беспорядочного месива открылся проход.

Левому и правому флангам, несмотря ни на что, удалось раздвинуться в сторону, открыв для нас путь к бегству. Бежать следовало стремительно, ибо было ясно: этот просвет долго не продержится. Мы находились как раз на таком расстоянии, которое позволяло поймать ветер и развить нужную скорость.

— Паруса! Ставь паруса! — прогремел приказ капитана.

Над нашим флагманом стали разворачиваться пурпурные полотнища. Ветер налетел на них, как ударяющий в ладонь кулак. Под его напором паруса прогнулись и напряглись. Это послужило сигналом для капитанов остальных судов — они последовали примеру царского корабля. При этом гребцы не оставили своих усилий. Совокупная сила ветра и весел позволяла развить достаточную скорость, чтобы проскочить в брешь, свободную от кораблей, но заполненную человеческими телами — мертвыми вперемешку с живыми, которые отчаянно барахтались и кричали, — и корабельными обломками. Нам предстояло плыть прямо по головам.

Ветер усилился и погнал нас быстрее. Он поднял такую дымовую завесу, что она скрыла поле битвы, так и не дав мне отыскать взглядом корабль Антония. Со всех сторон, прочерчивая воздух падающими звездами, летали зажигательные снаряды. Один или два упали и на нашу палубу, но команда быстро затушила их, набросив мокрые бычьи шкуры.

Еще одно усилие — и мы вырвались в открытое море. Оставляя слева горы Левкаса, корабль устремился на юг. Прощай, Актий! Он был еще виден далеко позади. Остальные суда, ориентируясь на пурпурные паруса, следовали за нами. Бойцы Антония сражались до последней капли крови, не давая закрыть проход, обрамленный поднимавшимися к небу столбами дыма. Я молила богов, чтобы брешь не замкнулась прежде, чем последний корабль вырвется на свободу.

Кажется, египетские суда проскочили. Но удастся ли кораблям Антония выйти из боя и последовать за нами?

Мы плыли вдоль берега — мимо Левкаса, мимо канала (охраняемого силами Агриппы), мимо всех тех мест, что потеряны для нас. Но мы вырвались на свободу. Ветер все крепчал, а горизонт позади нас начал темнеть, и не только из-за дыма на месте сражения. Надвигался шквал.

Что ж, пускай! Чем сильнее попутный ветер, тем лучше! Он ускорит наш путь домой.

Только бы остальные смогли последовать за нами! Только бы они сумели прорваться! Я отчаянно молилась, ибо видела, сколь ожесточенной и кровопролитной была битва.