Госпожа Загадка.
Ты мучишь меня своими словами, как мучила прежде молчанием. Как ты испытываешь меня! Как радуешь и одновременно злишь меня!
Разве тебе не известно, что на кону твой коммерческий интерес? Конечно, известно. И оттого ты наказываешь меня краткостью своего ответа и хитроумностью подарка, зная, что первая оскорбит, а второй обрадует. Разве не знаешь ты, что я могу стреножить все твое царство? Не спутай царя с мальчиком, ибо он мужчина, что позволяет себе мальчишество. Я дернул тебя за косу. Ты пнула меня в лодыжку. Но берегись, я не прощу плевка в глаза.
Я с нетерпением жду твоего посольства, хотя и заранее знаю, что буду разочарован. Не шли ко мне мудрецов своих и таланты. Я устал от лести, уловок и глупостей. Ты говорила мне, что посланцы Сабы отнюдь не глупы. Я устал и от предложений, что выстроены логично и прямо, как камни в фундаменте моего дворца. Я устал даже от музыки и золота, устал от пиршеств. Голодным я встаю из-за собственного стола.
Но это тебе известно, поскольку ты тоже устала. Мои слова лишь зеркало. И это тебе известно. Конечно, известно. А потому еще раз я привожу тебе доводы, зная, что говорю сам с собой.
Ответь мне: ты веришь, что боги знают тебя так же хорошо, как знаю я, чьего лица ты ни разу не видела?
Ты мучишь меня ожиданием. Ты искусно пленила меня, но не знаешь моего сердца. А потому ты ввязалась в опасную игру. Бесстрашие и безрассудство в ней одинаково глупы. Глупа ли ты, моя царица?
Если ты мудра, ты будешь осторожна. Если ты умна, ты будешь проста.
Но если ты милосердна, то с каждым своим посланцем ты будешь писать мне письмо, достаточно длинное, чтобы изголодавшийся царь не мог проглотить его сразу полностью.
Я прочитала письмо, вначале в ярости, а затем, во второй раз, с триумфом. Что ж, пусть он полагает, будто знает меня, пусть называет себя непостижимым, этот царь, что, по слухам, способен читать в сердцах мужчин.
Я не мужчина. И вскоре нам предстоит обменяться действительно длинными посланиями.
Глава шестнадцатая
Через две недели после того, как я получила письмо Соломона, солнце закрыла вуаль.
Я прогуливалась с Вахабилом по саду, где нас не могли подслушать: мы говорили, понизив голос, и ветер скрывал слова в шепоте пальмовых крон, пока я рассказывала последние подробности о тех вещах, о которых он должен был позаботиться в мое отсутствие. Через пять дней мне предстояло начать свой путь на север, в Израиль.
Беседа так нас поглотила, что я совсем не заметила странного матового оттенка неба.
— Царевна, — сказал Яфуш, — тебе лучше взглянуть вверх.
Его голос застал меня врасплох: моя нубийская тень редко разговаривала в присутствии других людей.
Я взглянула вначале на него, затем на быстро бледнеющее солнце и надежней прикрыла лицо вуалью. Один или два раза в год прохладный воздух вскипал в пустыне, на несколько дней затягивая равнину и подножия холмов зеленоватой пеленой.
Вахабил, остановившись рядом со мной, прищурил глаза и склонил голову набок, словно прислушиваясь к странному звуку, который не мог определить.
Только тогда я тоже его услышала: далекое гудение, вибрирующее, едва слышное.
И с неба начал сыпаться крылатый град.
Саранча.
В тот день я часами простаивала у своего затворенного окна, а дворцовые земли скрывались под пеленой острых трепещущих крыльев.