Царица Шаммурамат. Полёт голубки

Проделав несколько раз такой приём вместе со Жрицей, Ану-син однажды уединилась и, пожелав увидеть мать, приступила к приёму «созерцания» самостоятельно. Пламя факела плясало, его огненные языки отражались в воде, выписывая какие-то замысловатые фигуры. Ану-син внимательно всматривалась в чашу, стараясь разглядеть изображение той, чьё имя звучало в заклинании, которое девушка произносила на древнем языке. Пламя трепетало, тени ложились длинными руками. Ану-син повторяла заклинание — каждый новый призыв её голос становился громче и повелительнее. Время было позднее, вокруг царила тишина, такая настороженная и зловещая, что у любого могла вызвать суеверный страх.

Наконец в чаше с водой появилось какое-то смутное изображение — похожее немного на каплю застывшего воска, немного на сгусток крови. Но Ану-син видела иное. В этом бесформенном, на первый взгляд, пятне она узрела мать. Теперь ей было понятно, что произошло с Баштум. И разве теперь, узнав правду, она не должна была прийти ей на помощь?

Глава 17. Киссар

Подходил к концу третий год кабалы.

Ану-син с нетерпением ждала месяца нисану и грезила о том дне, когда переступит порог ненавистного ей дома и навсегда покинет его.

Девушка ушла с болот сразу после того, как изображение, которое она увидела, применив «созерцательную» магию, показало ей, что Баштум попала в беду. Ану-син узнала, что мать отбывает кабалу в доме Залилума вместо неё, и что тот, как, впрочем, и Аваса, подвергает маленькую женщину всяческим унижениям и наказаниям. И ужаснее всего было то, что Ану-син понимала, кто в действительности обрёк Баштум на такую долгую нескончаемую пытку. Она сама! Во всём виновата она сама! Если бы она не осталась в болотном алу, если бы упросила Латрака взять её с собой и вернуться к матери… Если бы, если бы…

В тот день, когда Ану-син увидела изображение матери в чаше с водой, Баштум получила в наказание за разбитую любимую вазу Авасы порку розгами. Такой она и предстала перед взором девушки — окровавленная, с руками, скрученными за спиной, изнеможённая, растрёпанная.

Ни Жрица, ни Шимегу, ни Латрак не пытались удержать Ану-син после того, как она заявила им, что возвращается в мир людей. Её решимость, её любовь к матери были сильнее самых крепких преград и самых убедительных уговоров остаться с болотным народом. Латрак ещё только начал собираться в путь, а Ану-син уже сидела в его челноке.

Баштум было не узнать. Её лицо потемнело, почернело, глубоко запали глаза. Случалось, она вдруг начинала мелко дрожать, клубок подкатывался к горлу, и женщина разражалась то рыданиями, то страшным хохотом. Затем Баштум схватывали судороги, она металась, выгибалась дугой, билась головой о стену.

— Демоны, злые духи вселились в несчастную, — шептали слуги Залилума, с опаской наблюдая за припадками женщины.

— Притворяется, — зло усмехалась Аваса, сплёвывая и качая головой, — мнимой хворью прикрывается, чтобы от работы отвертеться.

В конце концов, посоветовавшись с Залилумом, она велела слугам запереть Баштум в той самой каморке, из которой когда-то убежала Ану-син. К счастью Баштум, ни гиены, ни какого-либо другого дикого зверя там не оказалось. И однако, состояние маленькой женщины ничуть не улучшилось.

Едва Ану-син появилась на пороге дома Залилума, Аваса набросилась на неё с кулаками — так ей не терпелось выместить на беглянке свою злость. Два с лишним года она мечтала об этой встрече с маленькой дикаркой, два с лишним года накапливала и носила в себе ненависть, придумывая наказание одно чудовищнее другого. И вот этот долгожданный день наступил. Ещё мгновение — и кулаки Авасы, своей тяжестью не отличавшиеся от мужских, обрушились бы на голову девушки. Однако произошло нечто необъяснимое. Аваса внезапно наткнулась на какое-то невидимое, но прочное, как щит воина, препятствие. А в какой-то миг ей почудилось едва различимое, но угрожающее рычание крупного хищного зверя.

В глазах Авасы мелькнула тревога. Что это? Уж не сходит ли она с ума?..

— Я здесь для того, чтобы работать вместо моей матери. Эти годы своей жизни она пожертвовала ради того, чтобы исполнить обязательства, скреплённые клятвой перед лицом всевидящего Шамаша. Она пришла в этот дом, чтобы делать чужую работу, но теперь я освобождаю её от этих обязанностей. Я отработаю кабалу до последнего дня, как велит закон, но ни ты, ни твой муж, ни кто бы то ни было ещё, больше никогда не тронет меня даже кончиком пальца. Это ясно?

Речь Ану-син привела Авасу в дикую ярость.

— Да что ты себе позволяешь? Забыла своё место, ты…

Она не договорила и отшатнулась, встретив пристальный взгляд девушки. Что-то необычное было в её чёрных, затягивающих, как омуты, глазах. Аваса неуверенно оглянулась на дверь, которая вела во внутренние покои, где в этот час её муж, Залилум, крепко спал после сытного обеда.

— Немедленно отпусти мою мать домой, — сказала Ану-син тем же тихим, но властным голосом, по-прежнему не сводя с Авасы своего упорного пронзительного взгляда.

Аваса снова обернулась и раздражённо крикнула: