Царица Шаммурамат. Полёт голубки

Эном?! Ану-син уже знала, что значит это слово: «en» — таким был титул верховного жреца того или иного культа; женщины-первосвященницы звались «entu» — энту. По древней традиции, верховные жрецы служили какой-либо богине, а верховные жрицы — если это был бог.

Ану-син чувствовала, что волнуется всё сильнее. Встреча с верховным жрецом храма вполне могла стать решающей в её судьбе. Как будто ища помощи, девушка нащупала висевший на груди амулет со знаком богини Иштар.

— Мне сказали, ты владеешь искусством письма, — первым, глядя на застывшую перед ним в неловкой позе девушку, заговорил жрец. — Только, видишь ли, здесь писцы не требуются. Однако нам нужны рабочие руки в храмовых мастерских.

— Я надеялась, я… — Ану-син запиналась от волнения, потом вдруг сказала твёрдым голосом: — Боюсь, что там я не принесу большой пользы!

В ответ на её заявление жрец сначала равнодушно пожал плечами, а потом долго смотрел на неё в задумчивом молчании.

— Что ж, — приняв какое-то решение, снова заговорил он, — тогда выбирай: или ты переждёшь песчаную бурю в нашем храме и затем продолжишь свой путь, или останешься здесь и будешь выполнять ту работу, которую тебе дадут. Но прежде, чем пригреть тебя и облагодетельствовать, я требую, чтобы ты рассказала мне всю правду. Кто ты на самом деле и кто указал тебе путь к храму — ведь ты пришла издалека?

— Я уже давно искала пути к Владычице Иштар, — призналась Ану-син, сверкнув глазами. — Но разве я дерзнула бы без помощи свыше?

— О чём ты говоришь? — не понял жрец.

— В мои руки самой богиней была вложена путеводная звезда, мой амулет-хранитель — символ могущественной вездесущей Иштар, — после этих слов Ану-син извлекла из складок своей покрытой дорожной пылью одежды золотую подвеску с изображением нагой богини.

— Что это? — изумился жрец, приподнимаясь в кресле.

Драгоценное украшение в руках девушки сверкало, залитое солнечными лучами.

— Мой амулет — знак богини! — с гордостью и тайным восторгом ответила Ану-син.

— Знак богини! — воскликнул жрец с таким видом, будто всё ещё не верил своим глазам. — Покажи мне его! Ближе, ближе!

И они пошли навстречу друг другу.

Верховный жрец шёл к Ану-син в своём широком облачении, длинные полы которого тянулись за ним по полу; его блестящие глаза были прикованы к зажатой в руке девушки подвеске. Внезапно он остановился, точно споткнувшись, и они взглянули друг на друга широко раскрытыми глазами.

Ану-син не понимала, чего старик хотел от неё, и оттого испытывала перед ним смятение и робость. Её чёрные изогнутые брови поднялись, губы раскрылись; она вся дрожала точно в преддверии какого-то волнующего события.

— Символ великой Иштар — символ права на жизнь и на смерть! — сдавленным голосом воскликнул жрец. — О, я не могу ошибиться!

Ану-син заметила, как дрожали его руки.

— Золотое украшение, которое носить имеют право лишь… — Жрец осёкся, не договорил. Пристально взглянув в лицо стоявшей перед ним девушки, пробормотал: — И если это так, то кто же ты, обладающая символом Иштар? Откуда он в твоих руках? Кто дал его тебе?

— Я обладаю им со дня моего рождения, — ответила Ану-син. В тот же миг она подумала о Баштум: отчего мать не показывала ей подвеску прежде, до того дня, как речь зашла о предстоящем замужестве? Неужели в этом кроется какая-то тайна? Отчего так встревожился этот старик?

— Ты говоришь: с самого рождения? — переспросил жрец и тут же знаком велел удалиться стражнику, который всё это время стоял за спиной Ану-син.

Как только тот вышел, жрец приблизился к Ану-син вплотную и тихим голосом проговорил:

— Кто-нибудь рассказывал тебе о том, что значит обладание этим символом?

Получив отрицательный ответ, жрец ещё раз глубоко заглянул в глаза девушки, которая по-прежнему пребывала в смятении от всего происходящего, и только после этого успокоился.

— Я приношу тебе, милое дитя, свои извинения, — снова заговорил он, немного смущённый. — Откуда мне было знать, что тебе покровительствует Владычица Иштар? Я больше не стану томить тебя расспросами, кто ты и какой рок вынудил тебя оставить родной кров. То, что ради неизвестного и зыбкого, как пески в пустыне, будущего ты сама пошла ему навстречу без оглядки, возвеличивает тебя в моих глазах. И если ты согласишься остаться здесь, в земной обители той, которая оберегала тебя в твоём нелёгком пути, той, которая живёт в твоём сердце со дня твоего появления на свет, я почту это за честь!