Царица Тамара

Князь Георгій. Вамъ придется потрудиться. Ханъ жилъ при дворѣ калифа. Онъ умѣетъ умно говорить. И красиво онъ умѣетъ говорить.

Входитъ ханъ Товинскій; онъ безоруженъ, въ длинномъ черномъ доломанѣ, безъ всякихъ украшеній, только съ клочкомъ краснаго конскаго хвоста на лѣвомъ рукавѣ. Широкіе рукава спадаютъ внизъ. На немъ бѣлый тюрбанъ съ узкимъ чернымъ кантомъ внизу. На бѣломъ тюрбанѣ сіяетъ большой смарагдъ; серебряный поясъ также украшенъ смарагдами. На немъ бѣлые сафьяновые сапоги. Онъ кланяется, поднося пальцы къ груди, рту и лбу, и все время стоитъ съ опущенными глазами.

Царица встаетъ и остается, стоя, пораженная. Это ханъ?

Князь Георгій. Да, это ханъ. А что?

Царица. Безоружный?

Князь Георгій. Его обезоружили. Вѣдь онъ плѣнникъ.

Царица. Отдайте ему его оружіе.

Адьютантъ князя Георгія приноситъ изъ первой двери кинжалъ и саблю хана и вѣшаетъ ихъ ему на поясъ.

Царица. Ханъ Товинскій такъ молодъ.

Князь Георгій. Ты возвращаешь ему оружіе. Не для того ли, чтобы разрушить то, что я сдѣлалъ?

Царица. Нѣтъ, нѣтъ, князь Георгій. Ты самъ бы это сдѣлалъ, если бы меня здѣсь не было; мы дѣйствуемъ заодно.

Князь Георгій. Да будетъ такъ.

Царица. Угодно ли тебѣ, ханъ, отвѣчать мнѣ?

Ханъ. Великая царица, позволь отблагодарить тебя за то, что ты возвратила мнѣ оружіе.

Царица. Великое несчастье постигло тебя, ты теперь плѣнникъ въ моемъ замкѣ.

Ханъ. Великое несчастье, но въ немъ есть и великое счастье. Я увидалъ твою красоту и услыхалъ твой голосъ.

Князь Георгій. Вотъ ты услышишь, какія онъ говоритъ сладкія рѣчи.

Царица. Ты меня не видалъ, ханъ; ты все время глядишь на полъ у моихъ ногъ.

Ханъ. Мой законъ — не твой законъ, царица.

Царица. Если я наброшу покрывало, ты тогда подымешь глаза?

Ханъ. Да, тогда я подыму глаза. Но я видѣлъ твои руки, а онѣ прекрасны.

Князь Георгій. Ты краснѣешь, царица. Неужели и тутъ въ залѣ жарко грѣетъ солнце?

Царица. Нѣтъ… Да, тутъ въ залѣ жарко… Накинь мнѣ покрывало, Фатима, чтобы хану не приходилось глядѣть на землю. Фатима уходитъ.

Князь Георгій ей вслѣдъ. Красное покрывало; чтобы не было замѣтно, какъ краснѣетъ царица.

Царица. Князь Георгій, мнѣ кажется, что Тарасъ тебя ожидаетъ въ лагерѣ.

Князь Георгій. Я ѣду.

Князь Георгій и священникъ уходятъ. Адьютантъ передаетъ игумну ключъ и идетъ за нимъ.

Царица. Твой народъ требуетъ тебя, ханъ. Двое изъ твоихъ офицеровъ были здѣсь, чтобы тебя выкупить.

Ханъ. свободно глядитъ на нее… Они плохо исполнили свою задачу, ибо я еще здѣсь.

Царица. Это было до моего прибытія.

Ханъ. А, тогда счастье не могло пойти имъ навстрѣчу.

Царица. Значитъ, ты разсчитываешь, что твое дѣло со мной окончится счастливо для тебя?

Ханъ. Великая владычица, имя твое извѣстно у насъ въ Товинѣ; мы много слышали о твоей мудрости и милосердіи.

Царица. Я попрошу тебя исполнить только одну мою просьбу — и ты свободенъ.

Ханъ. Все, чего тебѣ будетъ угодно отъ меня потребовать — я исполню.

Царица. Посмотримъ. Отдалъ ли бы ты что-нибудь изъ твоихъ земель за свою свободу?

Ханъ. Да, много.

Царица. Но у меня достаточно земли. Согласны ли ты и твой народъ отдать свою вѣру?

Ханъ молчитъ.

Царица. Согласенъ ли ты креститься во имя Христово?

Ханъ закрываетъ лицо рукой.

Царица. Знай, это и есть моя просьба.

Ханъ. Великая владычица, не могущественны мы тамъ въ странѣ нашей, но и не кичливы — и не шутимъ мы священными вещами.

Царица. Ты думаешь, что я кичлива и шучу? Во-истину, я желаю тебѣ блага.

Ханъ. Если бы я и мой народъ хотѣли креститься, мы бы не противились тебѣ всѣми силами. Ты напала на нашу страну и хочешь насъ окрестить; мы не хотимъ креститься, мы будемъ драться до послѣдняго человѣка.

Фатима рукоплещетъ.

Ханъ. Твой пророкъ былъ еврей, нашъ былъ арабъ, ты вѣруешь въ своего, а мы въ нашего. Захотѣла ли бы ты обмѣняться?

Царица. Нѣтъ.

Ханъ. И мы тоже нѣтъ.

Фатима рукоплещетъ.

Царица. Фатима!

Фатима. Прости, царица.

Ханъ. Мирно жили мы въ Товинѣ, и днемъ надъ нами было солнце, а ночью были звѣзды. И пришла ты на нашу землю, и вошла въ наши хижины, и окрасила копья твои кровью.