Царицын ключ

– Наше не скиснет, – сказал Василий. – Я его водой из ключа разведу.

– Ты не шути! – сказала Ангелина, прибавила шагу, и Вениамину было видно, как загорелые ноги переместились вперед, но Василий чуть прибавил скорость и догнал девушку.

– А в кино пойдешь? – спросил он.

– Не пойду.

– Ученые приехали? Я им покажу, где раки зимуют.

– Брось ты свои угрозы, – сказала Ангелина.

Дальше разговора Вениамин не слышал, потому что грузовик и Ангелина отошли далеко.

Вениамин побрел по дороге, любуясь резьбой на наличниках и столбах, греясь под северным нежарким, но уютным солнцем, глядя с нежностью на жеребенка, который выскочил на улицу, оглянулся, взбрыкнул и погнался за курами, а те лениво разбегались, уступая ему дорогу. У крайнего дома, от которого дорога спускалась в низину, Вениамин остановился. Столбы ворот, седые от старости, представляли собой солдат в высоких гренадерских шапках. Носы у солдат уже откололись, как и дула ружей, но глаза гневно глядели вперед из-под насупленных бровей. Сюжет резьбы показался Вениамину необычным – ни в одной из специальных статей, несмотря на свою любознательность и осведомленность в народном творчестве, он о таком не читал. «Надо сказать Андрюше, чтобы сфотографировал», – подумал Вениамин и в этот момент услышал над головой стройное многоголосое пение, ровное и негромкое.

В окне высокого этажа показалась девичья головка, будто там догадались, что с улицы подслушивают. Брови удивленно взлетели при виде худого молодого человека в очках, при галстуке, со следами полосатости на лице. Девушка пропала, песня оборвалась, и тут же во всех четырех окнах возникли девичьи, женские и старушечьи головы, глядевшие на Вениамина с веселым интересом.

– Здравствуйте, – сказал Вениамин.

– Здравствуйте, – ответили во всех окнах. – Вы из экспедиции?

– Он за Мишкой бегал, – сообщила первая девушка.

– Они за мельницей приехали, – сказала женщина во втором окне.

– Нет, – сказали в третьем, – они песни собирают.

– Идите сюда, – сказали в четвертом, – мы вам споем.

– С удовольствием, – сказал Вениамин, забыв на минуту о своей раскраске.

На пороге большой, в два света комнаты Вениамина встретила статная старуха с гладко зачесанными волосами. Девушки и женщины, пока Веня поднимался в дом, успели рассесться за валики, схожие с диванными, на которых были натянуты кружева, разобрать вересковые коклюшки.

– Добро пожаловать, – сказала торжественно старуха, – в ручьевскую кружевную артель.

Назвавшись директоршей артели, она повела аспиранта вдоль валиков, говоря солидно, медленно, но без перерыва, как профессиональный экскурсовод.

– Наши кружева некогда славились даже за пределами области и в 1897 году на выставке в Брюсселе получили серебряную медаль.

– Большую серебряную медаль, – уточнила толстуха в сильных очках.

– Это неважно, мы не спесивые, – сказала директорша. – Однако промысел наш захирел и почти иссох. Только в последние годы начала возрождаться слава ручьевских кружев. Но вот беда – в области наш узор не берут, говорят, что не народный, приходится ширпотребом заниматься.

– Ширпотребом! – раздались возмущенные голоса.

– А вы только поглядите, что мы умеем делать! Ведь этого больше никто не может.

Кружевницы повскакивали с мест и сгрудились за спинами директорши и Вениамина около большого стола, на котором лежал громадный альбом в дряхлом сафьяновом переплете. В нем были наклеены образцы кружев – некоторые пожелтели от старости, другие новые.

Вениамин и в самом деле удивился, увидев эти кружева. Тонкие нити сплетались в охотничью сцену – мужчина в камзоле и треуголке охотился на уток; на следующей странице дамы в пышных платьях играли в жмурки с изысканными кавалерами на фоне изящных павильонов. Замок соседствовал с русской церквушкой, и вокруг ходили хороводом девицы в кокошниках…

– Невероятно, – сказал Веня.

– Вот то же самое они нам и сказали, – подтвердила статная директорша. – Сказали, что это не входит в рамки и, значит, это не искусство. Вы знакомы с такой узкой психологией?

– К сожалению, знаком, – сказал Вениамин.

– Они говорят, не народное, – вмешалась девушка в очках, – а у нас в деревне так плетут третий век подряд.

– Третий век, – прошептала древняя голубая бабушка из угла.

Вениамин взглянул в ту сторону и увидел над ее головой два потемневших от времени портрета в потертых золоченых рамах. Художник, который писал их, видно, не обучался в академии, пришел из иконописцев, но был талантлив и наблюдателен. В портретах чувствовалась крепкая рука и уверенность в себе.

Справа висел портрет мужчины в зеленом мундире с красными отворотами и обшлагами, с золотыми пуговицами и в треуголке, обшитой золотым галуном. Лицо мужчины было сурово, подбородок крепкий, а глаза светлые, голубые, как у всех кружевниц.

– Кто это? – спросил Вениамин.

– Майор Полуехтов, – сказала древняя бабушка, – ясное дело.